ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 2 (Русское советское искусство)
Шрифт:
Но, может быть, реализм и индивидуализм лучше стилизации и безличного творчества? Об этом, конечно, можно спорить.
Однако в общем и целом направление искусства в ту или другую сторону разрешается не вкусом отдельных лиц, а всем характером экономики соответственного общества. Так, «индивидуалист» охотничьего периода создает искусство, метко схватывающее действительность и оригинальное.
К этому же принципу возвращается и индивидуалистический буржуазный строй, причем он переходит от реализма (позднее натурализма), еще скрепленного, так сказать, межиндивидуальной манерой постигать действительность, к разного рода ирреализму и сюрреализму, где личность, по видимости, уже полностью работает под диктовку собственного каприза и настроения, часто мимолетного.
В этом отношении буржуазный индивидуалистический хаос достиг, по–видимому, крайнего предела и вызывает
Мне, конечно, очень трудно сказать, которое из этих двух течений, устремляющихся к ограничению индивидуалистического реализма или произвольной фантастики в искусстве (особенно изобразительном и декоративном), больше повлияло на инициаторов Дрезденской выставки. Но если даже допустить, что их тенденции определяются государственно–патриотическим духом, то и тогда в принципе мы окажемся согласны с ними в смысле желания найти общественный стиль новой культуры и в смысле оценки всего значения для этих поисков сокровищницы сверхиндивидуально стилизованного народного искусства.
Большое значение придает г. Редслоб и тому, что народное искусство есть ремесло, то есть противопоставлению его машинной дешевке.
Мы, конечно, вовсе не враги машины. Нам, в СССР, неприлично будировать против машины во имя ремесла. Но это вовсе не значит, чтобы мы могли с легким сердцем допустить падение нашего кустарного ремесла. К этому я еще вернусь.
В Дрезденскую выставку войдут произведения архитектуры, керамики, текстильно–кустарного дела, вышивки, кружевоплетения, резьбы и точки по дереву, обработки металлов, росписи, корзиноплетения, игрушечного дела, костюма, церковного искусства.
Выставлены будут старые вещи музейного характера и ныне производимый товар, равным образом работы профшкол.
Мы можем только порадоваться тому, что устроители выставки собираются по вышеуказанным причинам предоставить нам широкое место на ней. Мы уже немало работали в этом направлении.
В 1925 году Государственная академия художественных наук устроила у себя интересную выставку народного искусства [246] а затем мы обильно выставляли соответственные экспонаты на выставках декоративного искусства в Париже [247] и Монце [248]
246
Данными о выставке мы не располагаем. Может быть, Луначарский имел в виду: 1) Юбилейную выставку искусства народов СССР, организо ванную ГАХН и открытую 7 ноября 1927 г.; выставка имела отдел «Народ ное творчество и художественная промышленность»; 2) в сентябре 1924 г. открылась в Кустарном музее в Москве выставка народного художествен ного творчества «Кустарь и революция».
247
См. примеч. 2 к статье «Первая выставка работ Московской ассоциации художников–декораторов» в настоящем томе.
248
См. примеч. 8 к статье «О русской живописи (По поводу венециан ской выставки)».
Соответственно всему составу нашего общества и конструкции нашего государства выставки эти, как и участие наше в музыкальной выставке во Франкфурте–на–Майне [249] приобретали широко этнографический характер.
Рядом с Наркомпросами над воссозданием народного художества работают и органы Высшего совета народного хозяйства.
Таким образом мы можем не без чести для нас принять участие в Дрезденской выставке не только по причине нашего естественного богатства в этом отношении, но и в силу той работы, которая ведется нами для его сохранения и воссоздания.
249
Наверное, Луначарский имеет
Тяжелые годы войн разрушительно отразились на кустарной промышленности русского народа и других национальностей СССР. Тяжело слышать о том, как стремительно падает у нас художественно–кустарное дело, как гибнет своеобразное гончарное искусство, кружевоплетение, изящная деревообделка русских артелей и одиночек, как сорвано какое–нибудь ковровое дело в Дагестане или выделка кожаных и металлических изделий в Центральной Азии.
Мы заинтересованы в развитии чисто народного искусства наших национальностей не только из общих соображений, очень близких к тем, которые приводит д–р Редслоб, но и по другим причинам. Так, например, высокие достоинства и оригинальность многих художественных произведений кустарей различных народностей приводят в восхищение иностранцев и могут служить для нас предметом выгодной эксплуатации.
П. С. Коган [250] свидетельствует, что и на последней выставке в Монце [251] где из шести наших залов два были заняты этноку-•старным отделом, опять вызвали высокие хвалы палехские коробочки, шитье, игрушки и т. п.
Помимо этого вся наша национальная политика, стремящаяся к укреплению и поднятию хозяйстза и культуры всех национальностей Союза, толкает нас также к величайшей заботе о народном искусстве.
Случаются, конечно, среди пас чудаки–сверхинтериационалисты. Они готовы доказывать, что мы отнюдь не должны культивировать особенности народов, а, наоборот, стремиться как можно скорее растворить их в международном единстве…
250
Коган П. С. (1872—1932)—историк литературы и критик, президент Государственной Академии художественных наук (позднее Государственной Академии искусствознания) в Москве.
251
Речь идет о международной выставке в г. Монца в 1927 г. — см. при меч. 8 к статье «О русской живописи (По поводу венецианской выставки)» в настоящем томе.
Нам нечего бояться стать народниками оттого, что мы будем искать опоры для нашего социалистического художественного творчества в созданных крестьянскими коллективами сокровищах народного искусства. Нам нечего бояться стать националистами оттого, что мы будем любоваться разнообразием творчества национальностей и всемерно содействовать развитию каждой из них в отношении художественного ремесла.
Все это делает для нас предстоящую выставку в Дрездене крайне интересной и в свою очередь делает наше участие в ней чрезвычайно ценным для ее устроителей.
О ХУДОЖНИКЕ ДЕНИ
Впервые — «Вечерняя Москва», 1928, 20 августа, № 192 (с примечанием, что статья представляет собой предисловие к альбому Дени, готовящемуся к изданию).
Печатается по тексту альбома: Мы, наши друзья и наши враги в рисунках Дени. Предисловие А. Луначарского. М. — Л., Гос. изд–во, 1930.
В предисловии к книге «Дени. Политические рисунки» (М. — Пг., ГИЗ, 1923) Луначарский писал: «<…> Дени очень любит, когда Демьян Бедный делает ему тексты. <…> У Демьяна чистейший русский язык; у Дени чистейший классический штрих. Они оба реалисты–психологи. Демьян правдив, поэтому его и понимают сотни тысяч рабочих и крестьян. Он своим лукавым глазом очень хорошо видит действительность и необыкновенно выпукло ее передает. И Дени — реалист. Никаких в нем нет стилизаторских ломок вещей, никаких формальных подходов».
17 марта 1920 г. Луначарский писал В. И. Ленину: «У нас с самого начала революции работает и до революции приобретший известность тов. Дени. Ему принадлежат лучшие плакаты, которыми мы пользовались в нашей агитации. <…> Талант его позволяет ему быть в этом отношении своеобразным выразителем наших идей. Некоторые его плакаты частью с текстом Демьяна Бедного уже в настоящее время перепечатаны, как я это видел, в иностранных журналах» («Литературное наследство», т. 80, 1971, с. 164). В другом письме Ленину (27 марта 1920 г.) Луначарский вновь подчеркивал, что Дени — «выдающийся карикатурист и мастер плаката, создал лучшие советские плакаты, какие мы имеем» (там же, с. 170).