Обделенные душой

Шустерман Нил

Невидимый внутри нимба, Кэм проводит хакерскую атаку на брандмауэр «Граждан за прогресс» и не останавливается до тех пор, пока тот не падает, давая ему доступ к хаотичному множеству закодированных сведений. Однако для Кэма беспорядок и разрозненность — это образ жизни. Он сумел упорядочить даже свой фрагментарный сплетённый разум, так что для него разобраться в путаной информации «Граждан за прогресс» — всё равно что совершить лёгкую прогулку в парке.

22 • Риса

Омаха. По некоторым утверждениям —

географический центр Америки. Рисе лучше бы держаться подальше от всяческих центров. Но куда ей идти? У неё нет ни плана, ни цели. Она уже не раз пожалела, что ушла из-под защиты маленькой коммуны СайФая — но среди Людей Тайлера она была чужой. Теперь Рисе приходится жить в тени. И выхода нет. Вечно прятаться — похоже, именно такое будущее её ждёт.

Она надеется увидеть хоть какие-нибудь признаки существования ДПР, но Движение Против Расплетения лежит в руинах. «Сегодня, — твердит себе девушка, — я увижу свой путь. Сегодня на меня снизойдёт озарение, и я пойму, что мне делать». Но озарение — редкий гость в одиноком существовании Рисы.

Она слышит разговор поблизости:

— Рэйчел, это тебе подарок на день рождения. Нам с папой он влетит в кругленькую сумму. Могла бы, по крайней мере, хоть спасибо сказать!

— Но я о другом просила!

Риса уже выяснила, что вокзалы вроде того, на котором она находится сейчас, как бы разделены на два класса, никогда не смешивающихся. Они даже не соприкасаются. Высший класс — это зажиточные путешественники наподобие этих мамаши с дочкой; поезда-экспрессы со всеми удобствами доставляют их из одного фешенебельного места в другое. Низший класс — это бездомные, которым некуда податься, кроме как на вокзал.

— Мам, я же сказала: хочу научитьсяиграть на скрипке! Вы могли бы нанять мне учителя.

Риса даже не пытается сесть в какой-нибудь из поездов. В них очень строгий контроль, постоянные проверки, а её лицо известно слишком многим. На следующей же станции её наверняка будет поджидать целый отряд агентов ФБР, которые с превеликим удовольствием отведут беглянку куда положено. О поезде, как и о любом другом общественном транспорте, остаётся лишь мечтать.

— Ну что за глупые выдумки, Рэйчел — учитьсяиграть на инструменте! Это же такая нудятина — сто раз повторять одно и то же! Да и поздновато ты спохватилась. Концертные скрипачи, которые учатся по старинке, начинают лет в шесть-семь.

Рисе некуда деваться, приходится выслушивать раздражающую перепалку между шикарно одетой дамой и её искусно растрёпанной по последней моде дочкой-подростком.

— Как будто мало того, что они влезут мне в голову со своей вонючей НевроТканью, — ноет девчонка, — так они ещё и руки чужие присобачат! А мне мои нравятся!

Мамаша смеётся:

— Солнышко, у тебя руки твоего папы, пальцы коротенькие и пухленькие. Их просто необходимо заменить на что-то более приличное, поверь мне! Кроме того, всем известно, что для завершения связки «мозг — тело» музыкальной НевроТкани требуется ещё и мышечная память.

— А в пальцах нет мышц! — с триумфом возвещает дочка. — Мы это в школе проходили!

Мамаша испускает долгий страдальческий вздох.

Самое тревожное в разговоре мамы и дочки — это что подобный инцидент вовсе не единичен. Люди всё чаще и чаще делают себе трансплантации просто так, потому что это престижно. Хочешь приобрести какой-нибудь навык? Купи его, не трать время и силы на обучение! Не устраивают собственные волосы? Притачай себе новый скальп! Хирурги стоят наготове.

— Рэйчел, вообрази, что это пара новых перчаток, только и всего. Модные шёлковые перчатки, в каких принцессы ходят.

Риса больше не может этого терпеть. Удостоверившись, что капюшон закрывает ей лицо, она поднимается и, проходя мимо спорящей парочки, бросает:

— А ещё у тебя будут чужие отпечатки пальцев.

Принцесса Рэйчел в ужасе.

— Фу! Всё! Не стану я этого делать!

Риса выходит во влажную августовскую ночь. Надо придать себе занятой вид. Как будто она торопится куда-то по делам. Иначе она неизбежно привлечёт к себе внимание юнокопов или орган-пиратов; а уж возобновлять с ними знакомство у неё нет ни малейшего желания.

За спиной у неё болтается украденный со школьной площадки розовый рюкзак, разрисованный сердечками и пандами. Завидев идущего навстречу полисмена, Риса достаёт из кармана неработающий мобильник и тараторит в него на ходу:

— Да, правда! Он такой клёвый! Умираю, хочу сидеть с ним на математике...

Риса не должна выделяться среди других прохожих, спешащих по своим будничным делам и ведущих свои пустопорожние разговоры. Она знает, какой обычно вид у беглецов — значит, нужно создать прямо противоположное впечатление.

— Ох! Ты права! Ненавижу её! Полное ничтожество!

Полисмен проходит мимо, не удостоив Рису даже взглядом. Она до тонкостей овладела искусством маскировки. Вот только дело это довольно изматывающее, да и с наступлением темноты перестаёт работать: приличные девушки в это время суток не гуляют по улицам. Тут уж как ни исхитряйся, а подозрений не избежать.

Вокзал приютил её на один час, но подобные места всегда под подозрением у полиции. Риса знает: оставаться там долго нельзя, и соображает, где бы скрыться. В городе есть пара-тройка старых офисных зданий, оснащённых наружными пожарными лестницами. Можно бы залезть туда и попробовать найти незапертое окно. Она уже делала так раньше и ухитрялась избегать встречи с ночными уборщиками. Самый большой риск подстерегает в тот момент, когда проникаешь в здание.

В городе много парков; но в то время как старые бродяги, ночующие на садовых скамейках — явление обычное, то молодая девушка — совсем наоборот. Ну разве что удастся забраться в сарай с инвентарём. Обычно Риса высматривает такие места заранее; днём, когда сарай открыт, она заменяет висячий замок на другой, к которому у неё имеется ключ. Уходя после работы, садовник защёлкивает замок, не подозревая, что таким образом лишается доступа к собственному инструментарию. Однако сегодня Риса слишком устала, поленилась, и теперь приходится за это расплачиваться.