Обделенные душой
Шрифт:
— Какой ужас...
Одри отстраняется и снова взглядывает Рисе в глаза, но уже не затем, чтобы оценить результат своей работы.
— Деточка, я никогда не стала бы сама пользоваться органами расплётов. Но когда мне сказали, что сохранить жизнь моему сыну можно, только вынув все его внутренние органы и заменив их на здоровые, я не колебалась ни мгновения. «Делайте! — сказала я. — Немедленно в операционную и делайте!»
Риса слушает молча, понимая, что женщине необходимо исповедаться перед нею.
— Хочешь знать, почему расплетение процветает, Риса Уорд? Вовсе не потому, что мы хотим органы для себя. Нет, это потому, что мы готовы на всё ради спасения своих
— В существовании расплетения нет вашей вины, — говорит Риса.
— Неужели?
— Вы должны были спасти жизнь своему сыну. У вас не было выбора.
— Выбор всегда есть, — возражает Одри. — Просто любой иной выбор убил бы моего сына. Если бы существовала другая возможность, я бы обязательно воспользовалась ею. Но её не было.
Она освобождает руки и голову Рисы и отворачивается, чтобы промыть инструменты.
— Как бы там ни было, мой сын жив, учится в колледже, звонит мне по меньшей мере раз в неделю — в основном, чтобы попросить денег; но даже сама возможность этих звонков кажется мне чудом. Да, совесть будет грызть меня до конца моих дней, но это малая цена за то, чтобы мой сын продолжал ходить по этой земле.
Риса кивает. Разве может она винить мать за то, что она пошла на всё ради спасения сына?
— Ну вот, детка, — говорит Одри, разворачивая кресло, чтобы Риса могла взглянуть на себя в зеркало.
Не может быть. Эта девушка в зеркале — вовсе не она! Мягкие красновато-каштановые локоны подчёркнуты более светлыми прядями. А глаза! В наше время девушки вытворяют со своими глазами такое, что остаётся только диву даваться. Одри поступила иначе. Она придала карим глазам Рисы очень естественный, очень реалистичный зелёный цвет. Риса прекрасна.
— Ну, что я тебе говорила? — Одри горда своей работой. — Текстура для волос, цвет для глаз. Неотразимая комбинация!
— Это волшебно. Я перед вами в неоплатном долгу!
— Считай, что ты уже его погасила, — отвечает Одри. — Просто потому, что разрешила мне помочь тебе.
Риса любуется собой, как никогда в жизни не любовалась — на это у неё вечно не было времени. Она совершенно изменилась! Вот такое же преображение необходимо и этому сумасшедшему миру. Ах, если бы ей только знать, с какого конца взяться за дело! Она возвращается мыслями к проникновенной исповеди Одри. Когда-то медицина двигалась по пути излечения болезней; деньги, выделяемые на исследования, шли на поиски решения клинических проблем. А теперь исследователи, похоже, думают лишь об одном: как бы поизощрёнее использовать органы расплётов. НевроТкань вместо образования. Пересадка мускулов вместо тренировок. А ещё миру явился Кэм. Неужели слова Роберты о том, что Кэм провозвестник будущего — правда? И, наверно, не за горами время, когда обывателям захочется пересаживать себе множество органов от множества разных людей просто так, потому что это «последний писк». Да, возможно, расплетение сохраняется благодаря родителям, стремящимся любой ценой спасти своих детей. Но цветёт оно пышным цветом только из-за тщеславия тех, кто не хочет отстать от моды.
«Если бы существовала другая возможность...»
Впервые Риса задумывается о том, почему, собственно, нет этой самой «другой возможности».
23 • Нельсон
Дж. Т. Нельсон, бывший полицейский Инспекции по делам молодёжи штата Огайо, а ныне «свободный художник», считает себя честным человеком, вынужденным жить в нечестном мире. Машина, на которой он сейчас ездит, добыта законным путём: он купил её за наличку у торговца подержанными автомобилями в Тусоне на следующий день после того, как его столь бесцеремонно транкировал четырнадцатилетний сопляк. Бывший десятина/бывший хлопатель бросил его, беспомощного, на обочине дороги, где его искусали падальщики и поджарило аризонское солнце. Однако тупица не додумался забрать у Нельсона кошелёк. Хвала небесам, чудеса ещё случаются. Это позволило Нельсону остаться честным человеком.
Торговец подержанным хламом был, как ему и положено по статусу, прожжённым мошенником и с большим удовольствием загнал Нельсону огромный, словно синий кит, старый фургон, по заоблачной цене; но у покупателя не было времени торговаться — он отдал пройдохе всю выручку за последних двух расплётов. На комплект новых колёс не хватило, но красть их — нет, это Нельсону не по душе. Дело в том, что когда вращаешься в таком беззаконном бизнесе, как орган-пиратство, во всём остальном лучше держаться на стороне закона. Каждое преступление влечет за собой новое и так далее. По крайней мере, сейчас ему не надо оглядываться через плечо в страхе перед дорожной полицией.
Когда в новостях всплыла фотография, которую столь опрометчиво поместил в Сети Арджент Скиннер, её обсмеяли как неумную шутку — потому что к тому времени Инспекция и ФБР уже объявили её фальшивкой. Однако Нельсон не сомневался, что снимок подлинный. Не столько потому, что он знал — Коннор жив, сколько потому, что на снимке Ласситер был в тех же дурацких голубых камуфляжных штанах, в которых он щеголял на Кладбище. Нельсон довольно много разузнал об Ардженте, прежде чем нанести ему визит. Олух с незавидной работой и парой жалких приводов в полицию — за управление автомобилем в нетрезвом состоянии и пьяную драку в баре. И всё же этот шут вполне мог пригодиться Нельсону; к тому же, сам Нельсон сейчас не в ахти какой форме, так что помощник будет весьма кстати. Хотя он и старается не показывать этого, но часы, проведённые в забытьи на обочине дороги, стоили его здоровью куда дороже, чем зверский ожог на лице. На местах укусов началось воспаление. Кто знает, что за заразу носили эти хищные твари. Но Нельсону сейчас не до зализывания ран. Сначала он добудет свой приз.
24 • Арджент
Он должен действовать осмотрительно. Умнее, чем от него ожидают. Умнее, чем он сам себя считает. Надо воспользоваться представившейся возможностью, но аккуратно. Не то не сносить ему головы.
— Расскажи мне всё, Арджент, — просит Нельсон. — Повтори слово в слово, что говорил тебе Ласситер в подвале.
День первый. Всего лишь полчаса назад они выехали из Хартсдейла в северном направлении. Этот человек за рулём — орган-пират — умён и хорошо знает своё дело. Но нечто в его глазах выдает, что он дошёл до края, балансирует на грани безумия. Небось, тоже дело рук Коннора Ласситера. Если это действительно так, тогда у них с Нельсоном есть кое-что общее.
— Расскажи мне всё, что помнишь. Даже то, что кажется незначительным.
Начав молоть языком, Арджент уже не может остановиться. Он повторяет снова и снова то, что говорил Коннор, и то, чего он не говорил.
— Да мы с ним стали просто не разлей вода, — хвастает Арджент. — Он мне такого понарассказал! Про всю свою жизнь. Как родители сменили замок в доме во время его последней отсидки у юнокопов — это ещё до того, как они отправили его на рачленёнку. Как он ненавидел своего братца, этакого всего из себя расхорошего...