Объекты в зеркале заднего вида
Шрифт:
Среди дрессированных пиндосов Пападакиса очень многие не любили крутого папашу Маклелланда. Раз и навсегда обрушить карьеру его наглому сыночку – это просто праздник какой-то.
А лично самому Кену желал неприятностей только один пиндос – Рой Калиновски. Джейн знала почему. Многие знали почему. Рой хотел бы не знать, но тоже знал.
В том, что я прямо на очной ставке дам Кену по морде, никто не сомневался. Я же русский, мы невоспитанные. Так убивался второй заяц: ведь я и правда давно пиндосов задолбал…
И вот Кен пришел к Джейн спросить, как ему жить дальше.
Спросила мартышка у удава.
– Ты редкий гад, – сказала ему Джейн, – я такого дерьма не ожидала даже от тебя. Но давай смотреть на вещи трезво. Ты закладывал Мишку ради определенной цели. Я думаю, отступать поздно. Ты потеряешь все, если отступишь, и остатки уважения к себе в том числе. Пиндосы берут тебя на слабо – а ты нагни их. Иди до конца и иди дальше. А Мишка… Мы же знаем его всю жизнь. Он устал от завода. Ему тут плохо. Легко догадаться, как он поступит, когда ты выдвинешь свое обвинение. Мишка решит, что тебя заставили или тебе это позарез надо. Он, конечно, посмотрит на тебя укоризненно, но потом тебе подыграет. Мол, да, все так и было, не люблю я пиндосов, идите вы к чертовой матери…
Мишка очень хороший, – сказала Джейн. – Мишка – человек.
Слишком искренне она это сказала.
Кен представил себе драматическую сцену – как хороший человек Мишка ему подыгрывает, – разрыдался, поцеловал Джейн руку и убежал.
Он не повесился со стыда, потому что Маклелланды не вешаются. Он просто снова нажрался.
Джейн было все равно, что я сделаю на очной ставке – разобью Кену морду, или всех там накормлю гайками и болтами, или действительно подыграю старому другу. Сразу по окончании спектакля меня выгоняли в любом случае «без объяснения» как отработанный материал. Я засиделся в полезных клоунах только благодаря вниманию Роя к моей персоне. Роя интересовали все, через кого был шанс достать Кена Маклелланда, хотя бы в теории, хоть через сто лет. Теперь меня должны были употребить и наконец-то уволить.
А Джейн пришла бы утешать бедненького.
Связь с эксцентричным работягой, критикующим пиндосские порядки, это карьерная смерть для молодого специалиста на заводе, где все стучат. А спать со свободным художником – сугубо личное дело и, возможно, признак утонченного вкуса. По задумке Джейн, нам дальше оставалось только одно – жить вместе долго и счастливо и умереть в один день, как положено в нормальной сказке.
Эх, Женька.
Кстати, насчет очной ставки она угадала. Я бы сначала упал со стула, услыхав, как Кен меня обвиняет. Но потом бы поднялся и сказал: ну, тебе лучше знать, парень, что было, чего не было…
А как еще поступить в безвыходном положении? Наверное, сделать что-нибудь хорошее. Плохое и так делают все, кому не лень.
Эх, Женька…
Тем временем пьяный Кен побежал к своей подружке и конфидентке Тру, которую закадрил еще в школьные годы и которой никогда не отказывал ни в чем, потому что Машка человек хороший – чего бы его не трахнуть, когда ему надо. Трушкина как раз поссорилась со своим пиндосом – надоела ей смычка двух культур и укрепление мира во всем мире, – отмечала это событие и была в приподнятом настроении.
Сцена с паданием в ноги повторилась. С той разницей, что Трушкина, как хрестоматийная русская баба, которая и не такого коня на скаку образумит, для начала отвесила верному другу пощечину, больше похожую на оплеуху. Кен слетел с копыт и рухнул под кровать. Он парень крупный, ну так и эта – сто восемьдесят без каблуков. Потом, естественно, русская баба пожалела беднягу, подняла, отряхнула, трахнула и предложила незамысловатый, но действенный план мести пиндосам. Просто рассказать. На весь город растрепать о «программе лояльности» – как пиндосы на заводе портят молодых русских, склоняя их к подлости. Вообще-то, она приберегала эту историю, чтобы шантажировать заводскую пиар-службу, когда надоест дареный красный цитрус и захочется белый, но для Кена ей не жалко.
Кен был малость не в себе от стресса и выпивки и соображал плохо. Хорошо у него сейчас получалось только одно: наблюдать, как люди реагируют. Например, он увидел, что Джейн меня любит. А Машка, похоже, любит его. И то и другое можно было осмыслить потом, а вот со мной надо как-то разбираться немедленно, выводить из-под удара. Он попросил Машку обождать, заскочил в магазин и примчался ко мне – с битой мордой и тремя упаковками пива.
Увидел меня и понял, что упасть мне в ноги выше его сил.
И сказал: увольняйся, очень тебя прошу.
Дальше была душещипательная сцена на берегу реки, в ходе которой Кен насочинял экспромтом с три короба, рассказал очень много правды и потом еще с три короба наврал. Ну не мог он передо мной открыться. Ему было страшно. Кен уже привык за этот день валиться в ноги разным хорошим людям, натренировался. Но до него только сейчас дошло, какая он первостатейная гнида. Пиндосская гнида. Ему нет прощения. Лучшее, что в нем самом было, он предал ради карьеры. А потом так заигрался, что предал вообще всё, ничего не осталось от Кеннета Маклелланда, одно дерьмо, хоть кидай его в реку вместо месседжа: вот как с вами будет, если опиндоситесь.
А меня он даже не продал и не предал – такую фигню замутил, которой в человеческом языке нет названия. Передо мной виниться смысла нет, проще сразу в воду головой. Да не утонешь теперь.
А ведь я бы его, идиота, простил.
Хотя бы ради него самого.
Увидав плакат за подписью «Янки Гоу Хоум» и получив разъяснения от Калиновски, пиндосы вызверились так, что вопрос о моем увольнении «без объяснения» встал колом. Анонимных Трудоголиков мне еще кое-как забыли, списали на местный колорит, но тут была уже та соломинка, которая ломает спину верблюду.
Прихватить меня «по технологии» было не на чем: работаю без сучка без задоринки, чемпион. Но всякой клоунады за мной числилось без счета, аккуратно зафиксированной и подшитой к делу. Многое на мне висело – и что я лично режиссировал, и что отчебучил в составе бесстрашного экипажа «Звезды Смерти», и где был простым статистом. Припомнили все, и чем дальше вспоминали, тем больше зверели. На меня повесили даже дурацкие шутки про жопу, которых никто не понимает. Я оказался вдруг главным подрывным элементом на веддинге. Три смены, восемнадцать чемпионских рыл, одно другого наглее, но мое рыло по совокупности заслуг – самое страшное. А веддинг – это гордость завода, и безответственному типу, который не любит компанию и ни в грош не ставит ее Кодекс, там не место.