Обетованная земля
Шрифт:
— Женщина или дама?
— Женщина. Она еще здесь. Сидит в нашем пальмовом садике.
Я прошел в салон с цветами и рахитичной пальмой.
— Роза! — удивленно воскликнул я.
Кухарка Танненбаума поднялась мне навстречу из-за вечнозеленой листвы.
— Меня просили вам кое-что отнести, — объяснила она. — Ваш гуляш! Вчера вечером вы его забыли.
Она расстегнула большую клетчатую сумку, в которой что-то тихонько звякнуло.
— Это нестрашно, — добавила она. — Гуляш может и постоять. Через день-два он даже становится
Она достала из сумки большую фарфоровую миску, закрытую крышкой, и поставила на стол.
— Это сегедский? — спросил я.
— Нет, это другой. Он дольше не портится. Тут еще маринованные огурчики, столовый прибор и тарелки.
Она развернула салфетку с ложками и вилками.
— У вас есть спиртовка?
Я кивнул:
— Только она маленькая.
— Это ничего. Чем дольше варишь гуляш, тем он вкуснее. Миска огнеупорная, разогревать можете прямо в ней. Через неделю я приду забрать посуду.
— Да это просто рай какой-то! — воскликнул я. — Большое спасибо вам, Роза. Передайте мое спасибо и господину Танненбауму!
— Смиту, — поправила меня Роза. — С сегодняшнего дня это его официальная фамилия. Тут еще есть кусок праздничного торта.
— Какой громадный! Это марципан?
Роза кивнула.
— Вчерашний был шоколадный. Может, вам его больше хочется? У нас еще осталось. Я припрятала.
— Нет-нет! Я выбираю будущее. Марципановое.
— А вот вам еще письмо. От господина Смита. Всего хорошего, угощайтесь на здоровье!
Я порылся в кармане в поисках долларовой монеты. Но Роза замахала руками:
— Ни в коем случае! Мне нельзя брать деньги у эмигрантов. Иначе меня уволят. Господин Смит строго-настрого запретил.
— Только от эмигрантов?
Она кивнула:
— От банкиров можно, но они почти ничего не дают.
— А эмигранты?
— Эти готовы отдать последний грош. Бедность приучает к благодарности, господин Зоммер.
Я изумленно смотрел ей вслед. Потом я взял миску и направился к себе в комнату.
— Гуляш! — заявил я, проходя мимо Мойкова. — От венгерской поварихи. Ты уже пообедал?
— К сожалению. Съел гамбургер в аптеке на углу. С кетчупом. И кусок яблочного пирога. Типично американский обед.
— И я тоже, — пожаловался я. — Тарелку переваренных спагетти. Тоже с кетчупом. А на десерт тоже яблочный пирог.
Мойков снял с миски крышку и принюхался:
— Да тут на целую роту! А аромат какой! Что там твои розы! А лучок какой разваристый!
— Считай, что ты приглашен, Владимир!
— Не уноси миску в комнату. Поставь ее лучше ко мне в холодильник рядом с водкой. В твоей комнате слишком тепло.
— Ладно.
Я взял письмо и отправился к себе наверх. Окна в моей комнате были широко распахнуты. Со двора и из соседних окон раздавалось хныканье радиоприемников. В апартаментах Рауля шторы были задернуты. Из-за них доносились приглушенные звуки граммофона, игравшего вальс из «Кавалера
Я медленно сложил письмо. Мне казалось, что замызганное боковое крыло гостиницы перед моим окном вдруг превратилось в аллею. Внезапно у меня обнаружилось что-то вроде будущего. Какой-то путь, а не закрытая дверь, как раньше. Новая жизнь, обыденная и потому непостижимая. Я сразу же спустился в холл и набрал номер. Ждать до послезавтра я был не в силах. К телефону подошел сам Реджинальд Блэк. У него был низкий, немного нерешительный голос. Пока мы говорили, в трубке слышались отдаленные звуки музыки. Сперва я подумал, что это галлюцинация, но потом понял, что у Блэка тоже играет граммофон. Он играл тот же вальс из «Кавалера роз», что доносился из апартаментов Рауля. Я принял это за добрый знак. Блэк назначил мне встречу через три дня. В пять часов вечера. Я положил трубку, но музыка почему-то не умолкла. Я обернулся и выглянул во двор. Окна Рауля были снова открыты. Теперь его граммофон заливался на весь двор, забивая слабые звуки джаза и проникая даже в темную телефонную будку, стоявшую возле регистрационной стойки. Ох уж этот вездесущий «Кавалер роз»!
— Что с тобой? — спросил Мойков. — У тебя такое лицо, будто ты только что столкнулся с призраком.
Я кивнул.
— С призраком величайшей авантюры на всем белом свете: мещанского уюта и обеспеченного будущего.
— Тебе не стыдно так говорить? Значит, у тебя есть работа?
— Может быть, — ответил я. — Подпольная, разумеется. Но давай пока не будем об этом говорить. А то вдруг синяя птица возьмет и улетит.
— Ладно. Как насчет молчаливой, обнадеживающей рюмочки?
— Как всегда, с удовольствием, Владимир!
Пока он доставал бутылку, я оглядел себя с головы до ног. Моему костюму было уже восемь лет, и он порядком износился. Он достался мне в наследство от Зоммера, а Зоммер и сам его долго носил. До сих пор я об этом не беспокоился, к тому же какое-то время у меня был еще один костюм, но потом его украли.
Мойков заметил мой критический взгляд. Он рассмеялся:
— Сейчас ты похож на озабоченную мамашу. Первый признак мещанского быта! Чем это вдруг тебе не понравился твой костюм?
— Он слишком заношенный!
Мойков пренебрежительно махнул рукой:
— Подожди, пока окончательно не устроишься на работу. А там видно будет.
— А новый сколько может стоить?
— В «Браунинг Кинге» долларов семьдесят. Может, чуть больше или чуть меньше. У тебя они есть?
— С мещанской точки зрения нет, а с точки зрения игрока — да. Все, что осталось от китайской бронзы.
— Ну так промотай их, — посоветовал Мойков. — Тогда переход к мещанской жизни покажется тебе менее постыдным.