Обитель любви
Шрифт:
Амелия чувствовала, что к ней прикованы все взгляды. А от каждого нового разоблачения отца ей становилось дурно. Но выражение ее лица не менялось. Непонятная гордость беспомощной девочки не давала ей согнуться. Мужчины вокруг нее называли ее «смазливой соплячкой-француженкой». Они также, посмеиваясь, отпускали непристойности, но Амелия не понимала значения этих слов.
Мысль о мщении, которая наконец-то пришла ей в голову — а она не могла не прийти, — была обращена не против ее мучителей. Нет! Ее месть состояла в том,
Глава третья
В ту декабрьскую субботу, когда «дело Дина» слушалось вот уже две недели, разразилась первая зимняя гроза. Водный поток хлынул по центру широкого высохшего русла реки Лос-Анджелес. Ручейки пробивали себе путь в песке. Густые черные тучи скрыли склоны гор Санта-Моники. Холмы, на которых стоял город, приобрели неопределенный желтый оттенок, на смену которому всегда приходит цветущий зеленый. Как обычно, ливень загнал всех в дома, а торговцы радовались, что это «необходимое зло» случилось именно в субботу, когда лавки все равно закрываются в час дня.
Около двух пополудни ливень прекратился, только слегка морозило и было туманно. Улицы развезло, и коляска Бада с трудом пробивалась по глинистой размокшей грязи вперед по Форт-стрит.
— Мистер Ван Влит! — Под перечными деревьями мелькнула маленькая фигурка в черном.
Это была дочь мадам Дин. Он остановил кобылу. Девочка неустойчиво балансировала, стоя на колее, проложенной колесом коляски.
— Амелия Дин! А где твой верный дракон?
— Добрые драконы иногда спят, — ответила она, чуть улыбнувшись. — Можно с вами поговорить?
— Разумеется! — сказал Бад. — Он повернулся, чтобы подать Амелии руку и помочь подняться в коляску, но она уже взобралась сама. — Вам разве никогда не говорили, в чем состоит предназначение мужчин в этой жизни? — то ли шутя, то ли досадуя, спросил он. — Мужчины существуют для того, чтобы помогать женщинам садиться в экипажи.
— В таком случае у вас какое-то более высокое предназначение.
— Наверно, — улыбнулся он.
Капельки дождя поблескивали на ее шляпке и черном меховом воротнике. На щечках играл легкий румянец. Глаза блестели. Бад решил, что самые страшные переживания у нее уже позади.
— Мистер Ван Влит, вы даже зимой остаетесь смуглым, как индеец.
Она явно хотела польстить ему. Но ее расчет на то, что лосанджелесцу можно польстить, сравнив его с нищим грязным индейцем, был так наивен и сразу же выдавал незнание ею местных условий, что это даже развеселило Бада.
— Может, я и есть индеец, — сказал он. — Мне нравится охота.
Коляску качнуло, и он подался вперед, чтобы успокоить норовистую кобылку.
— Мистер Ван Влит, вы сказали, что поможете нам, чем только сможете. Это распространяется на меня? Именно на меня?
Баду всегда трудно было отказывать кому-нибудь в помощи, когда человек просит о ней, но
— Что я могу для вас сделать? — спросил он.
— Для начала вы должны прочитать вот это. — Она раскрыла вышитую сумочку и вытащила из нее пять конвертов, перевязанных узкой ленточкой. — У меня есть еще, — добавила она.
— Что это?
— Вы узнаете, когда прочтете, — ответила она. — Мне нравятся смуглые мужчины.
Бад резко повернулся к ней.
— Амелия Дин, вы что же, кокетничаете со мной?
Она весело и звонко рассмеялась. И, прежде чем он успел подать ей руку, спрыгнула на землю и скрылась под мокрыми кронами перечных деревьев.
Вечером Бад разложил конверты у себя на письменном столе. Первое письмо, которое он взял в руки, сразу над датой имело пометку крупными буквами: УНИЧТОЖИТЬ. Письмо было адресовано «другу Тадеушу» и подписано «Вашим работодателем С. П. Хантингтоном». С. П. Хантингтон писал своему другу и подчиненному, что тот должен втереться в доверие к «сенатору, который может оказаться исключительно полезным для нашего дела». Сообщалось, что сенатору нравятся женщины, которые носят туфли на очень острых и очень высоких каблуках.
Бад выглянул в окно. Легкий дождик рассеивал свет, горевший в окнах дома Динов. Интересно, возникали ли в голове у девочки вопросы, когда она читала об очень острых и очень высоких каблуках? Он рассеянно вытащил из конверта другое письмо. В эту минуту внимание его было обращено на окна соседнего дома. Интересно, какое окно ее?
Ее окно располагалось на той стороне дома, на которую он смотрел. Амелия тоже сидела за письменным столом. Она писала:
Дорогой Три-Вэ!
Процесс превзошел самые худшие мои ожидания. Во время слушаний они копаются в папиной душе, стараясь не пропустить ни одной мелочи. Словно потрошат его. Средневековье!
Выходя из здания суда, сразу попадаешь в мир голосов. Везде, абсолютно везде только и говорят, что о нас. Когда мне приходится идти за покупками или еще за чем-нибудь с мадемуазель Кеслер, мы говорим только по-французски и обе отчаянно улыбаемся, делая вид, что не замечаем никого вокруг. Только твой брат привечает нас. Остальные пялятся с жадностью и обсуждают. Я слышу злые слова, самые плохие слова, которых не понимаю. А они специально говорят так, чтобы я услышала.