Обитель зла
Шрифт:
– Мой коллега как раз выселился из квартиры, – сказал Романо. – Он уезжает назад в Италию. Ты, наверное, можешь получить эту квартиру. Недорого и недалеко.
– Это было бы классно!
Потом они сидели напротив друг друга, улыбались и молчали.
– Чем ты занимаешься? – спросил Романо.
– Я студентка, изучаю германистику.
Романо кивнул.
– Когда я накоплю достаточно денег, я открою маленькую тратторию. В доме моих родителей. Там достаточно места.
– А где это?
– В Монтефиере. Это маленький городок в Тоскане.
– Классно, – сказала Сара. – Я о таком только мечтала.
Романо посмотрел на нее,
Вечером он сварил спагетти трапанезе с тунцом, оливками, чесноком, помидорами и маслом, а после ужина она села к нему на колени. Ее рука блуждала по его телу, и Романо не знал, находится он на пути в рай или в ад.
В конце концов он не выдержал и отнес ее в постель.
Через час он голышом прошел через комнату и принес ей пепельницу, хотя ненавидел, когда в квартире, а что еще хуже – в его постели, курили.
Она прижалась к нему, выпуская дрожащие кольца дыма.
– Я люблю Италию, – сказала она тихо, гася сигарету в пепельнице. – И мне кажется, я люблю тебя тоже.
Романо искал слова, чтобы выразить свои чувства, что по-итальянски было таким легким делом и таким непростым на немецком языке. Но прежде чем он смог что-то сказать, он увидел, что она уже уснула.
14
У Фрэнки случился настоящий приступ бешенства, когда он пришел домой и увидел, что Сара забрала свои вещи и вещи Эльзы. Он швырнул полный бокал пива в зеркало в ванной, потому что видел в нем Сару – как она чистила зубы и улыбалась ему. Он слышал, как она говорила: «Фрэнки, тебе не мешало бы побриться». Или: «У тебя слишком длинные волосы, ты ужасно выглядишь». Или: «Лучше надень темно-синий пуловер, в этом ты похож на утопленника». Пуловер на нем был цвета беж, и он без раздумий выбросил его в мусорное ведро.
Зеркало вылетело из рамы, моментально уничтожив всякие иллюзии.
Теперь никто не стоял позади него. Сара не брызгала водой ему в лицо, не щипала его за задницу. Ее просто не было. И это приводило его в бешенство.
Он направился в гостиную, сорвал трубку телефона и позвонил ее родителям.
– Сара у вас? – спросил он.
– Нет, – ответила Регина, и голос у нее был удивленный. – Что случилось? Почему ты спрашиваешь? Вы что, поссорились?
– Нет, но у меня ее нет. А где еще она может быть?
– Не знаю. Извини, Фрэнки, но я ничем не могу тебе помочь.
В этот момент Эльза начала вопить.
– Ага, – сказал он, – значит, Эльза у вас. Уже легче. Поэтому прекратите врать и скажите, где Сара.
– Послушай, – сказала Регина, четко выговаривая слова, словно учительница, которая хочет успокоить разбушевавшийся класс. – Я не знаю, что случилось и что у вас там произошло. Это, собственно, меня и не касается. Могу тебе сказать, что Сара привезла Эльзу к нам на пару дней. Может, на пару недель. Посмотрим. Она сказала, что у нее есть какие-то дела. Переселиться, найти новую квартиру… Не знаю. Думаю, ты скорее, чем я, выяснишь, где она.
Фрэнки ничего не ответил, только хмыкнул.
– Ты знаешь, я всегда помогала вам. Еще ты знаешь, что нравишься мне и что я на твоей стороне. Но ты должен рассказать мне, что случилось, иначе я ничего не смогу сделать.
– Ничего не случилось. Я только хочу знать, где она.
– Она собирается уйти от тебя.
Фрэнки положил трубку.
– Дурная корова, – пробормотал он и пошел в кухню, чтобы открыть новую бутылку пива.
Хоть Регина и была дурной коровой, но врала она очень умело, Фрэнки был убежден в этом. Матери всегда знают, где их дочери и что они делают. Если бы они этого не знали, то искали бы и звонили до тех пор, пока не узнают. Не может быть, чтобы Регина не имела представления, где Сара. Ему захотелось пойти к ним и заставить ее сказать правду, действовать ей на нервы до тех пор, пока она не развяжет язык. Но мысль об Эльзе сдерживала его. Он был рад хоть на время избавиться от ее крика.
Фрэнки тщательно обыскал всю квартиру. Он хотел понять причину ее ухода. Возможно, обнаружится какой-то намек на другого мужчину. Какое-то личное письмо, какая-то запись в дневнике, необдуманно написанная фраза, фотография, непонятный счет из ресторана или со стоянки – то, что он не мог бы объяснить себе. В общем, хоть что-нибудь. Но не нашел ничего. Ни одной мелочи, которая могла бы насторожить его.
Он сидел больше в недоумении, чем в отчаянии, не понимая ничего, думал о Саре и пил четвертую бутылку пива. Он ужасно тосковал по ней, так тосковал, что даже живот сводило. Он попытался выразить свое настроение в музыке, но это ему не удалось. Он нервно захлопнул крышку рояля и решил ждать здесь до тех пор, пока она не придет, чтобы забрать свои вещи и любимую пишущую машинку. Ему было обидно, что он изрезал простыни в спальне и ни за что ни про что разбил зеркало в ванной. В конце концов он уснул.
Она пришла через три дня в половине седьмого утра. У Фрэнки на лице была трехдневная щетина, темные круги под глазами – и ни одной бутылки пива в холодильнике. Он так долго ждал и так долго повторял то, что хотел сказать ей, что сразу все забыл. Его мозг словно кто-то вычистил, ему было почти стыдно. А когда он, три дня не умывавшийся, пьяный и голодный, увидел ее, настроенную столь решительно, то просто впал в отчаяние. Она ходила из комнаты в комнату, осматривала вещи критическим взглядом, брала то одну, то другую книжку с полки, уложила в сумку скатерть, которую вышила ее бабушка, и фигурку из алебастра, изображавшую голую женщину, которая собиралась купаться в озере и брызгала на себя холодной водой. Фигурку, которую они несколько месяцев назад купили на блошином рынке на улице 17 июня, потому что одновременно влюбились в эту статуэтку.
– Это нет! – сказал он громко в полной тишине. – Все, что угодно, но ее не трогай.
– Хорошо, – сказала Сара. Это было первое слово, которое, она произнесла. – Хорошо, я от нее отказываюсь.
Ему стало немного легче, но потом он увидел на ее лице какую-то странную улыбку. Она с фигуркой в руках прошла через комнату, открыла дверь, вышла на балкон и протянула руку вперед. И ее улыбка стала еще радостнее.
– Пожалуйста, не надо, – умоляющим голосом сказал он.
– Ни тебе, ни мне, никому, – сказала она нежно и торжественно. Ее голос прозвучал так, словно она собиралась не уничтожить статуэтку, а благословить ее. Она выпустила алебастровую купальщицу из рук. Фигурка была очень крепкой, но пять этажей не выдержала даже она. На тротуаре прекрасная обнаженная женщина превратилась в кучу обломков.
– Посиди со мной, – почти умолял он, когда она вернулась в комнату, – не уходи, не объяснив, что значит весь этот театр.
– Хватит, Фрэнки, – сказала она, – действительно хватит. Думаю, тебе не надо рассказывать, что происходило в последние годы. Когда-нибудь наступает день, когда все заканчивается. Вот он и наступил. Все закончилось. Я ухожу. Фрэнки молчал.