Обладатель великой нелепости
Шрифт:
Несомненно.
Дома его «встретил» маленький Гера.
«Возьмешь меня с собой?»
– Что?..
«Я хочу, чтобы ты взял меня с собой», – мальчишка просил, но смотрел нагло.
ОТКУДА ОН УЖЕ ОБО ВСЕМ ЗНАЕТ?!
Ах, ну да… конечно.
«Так как?»
– И не мечтай.
Глаза Геры сощурились в его обычной манере, когда тот держал козырь в рукаве. Герман, конечно, уже не помнил, какое выражение было у него в двенадцать лет, когда родители отчаянно нуждались в маленьком добром шантаже. И знал ли он когда-то об этом? Вероятно, нет. Специальных репетиций
– Ладно, что у тебя там?
Он почти услышал, как тот удовлетворенно хмыкнул.
«Мах на мах – идет?»
– Не понял. Что это должно означать?
«Уже забыл? – в голосе Геры прозвучали и презрение, и снисходительность одновременно. – Обмен, значит. Когда-то так говорили».
Герман беззвучно рассмеялся.
Да, действительно. Он забыл.
– Ну, и?..
«У меня есть кое-что для тебя. Ты получаешь свое, ну, а я…»
– Конкретнее! – напрягся Герман. – Что ты припрятал?
Мальчишка хохотнул и некоторое время выжидающе смотрел на Германа, словно намеренно (впрочем, еще как намеренно! – уж в этом можно было не сомневаться) играл у него на нервах.
«Кое-какие ответы, – наконец сказал он. – Ответы на два вопроса. Если они, конечно, тебя еще интересуют».
Маленький ублюдок над ним еще и издевается?!
– Всего на два? У меня их много. Слишком много для тебя, – ответил Герман.
«На два главных».
Ага, вот и пришла пора вытряхнуть все, что таилось в рукавах – давай, вперед, парнишка! Не расстраивай папу.
– Сомневаюсь, очень сомневаюсь.
«А ты попробуй».
Вот так, маленький говнюк, уже лучше.
– Ну, выкладывай.
«Ответы на «КОГДА» и «КАК».
На этот раз ответ был дан без паузы – разговор становился серьезным.
Герман задумался.
С ответом на КОГДА пока что можно было и повременить.
– Меня интересует – КАК? – он пристально всматривался в лицо Геры. – Надеюсь, ты меня правильно понял, правда? И не станешь повторяться: что-то вроде «не так как у всех» меня не устроит.
«Нет, теперь без дураков».
– Заметано.
«Мах на мах – не забудь!»
– Парень, ты начинаешь меня доставать.
«Ладно-ладно, – голос мальчишки едва заметно изменился. – Вспомни: ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД».
Герман тупо продолжал смотреть на Геру.
– И это ВСЕ? – выдохнул он разочаровано. Давненько он не чувствовал себя таким болваном, пожалуй, с тех пор как потерпел фиаско в кровати с проституткой около года назад.
Маленький ублюдок его просто дразнил!
Он, к тому же, имел в виду КОГДА, а не КАК.
– Щенок!
Герман резко отвернулся от портрета и ушел в другую комнату.
Он пытался сосредоточиться на своих финансовых делах, бесцельно перекладывая с места на место бланки счетов, какие-то документы и кредитные карточки. При этом его мысли витали где-то очень далеко.
В прошлом.
ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД
Никаких особо памятных событий тогда не произошло. Почему именно полтора года? Может быть, мальчишка действительно его только дразнил?
Но где-то, на недосягаемой пока глубине сознания, что-то затаилось, храня этот секрет.
Герман сложил кредитные карточки в одну стопку и машинально перетасовал, словно колоду игральных карт.
ПОЛТОРА ГОДА
Он пытался хоть за что-нибудь зацепиться. Синапсы мозга педантично перебирали пыльные архивы памяти, возвращая к жизни похороненные в сознании образы и события.
Полтора года.
Возможно ли еще их воскресить? В некоторых обстоятельствах подобное занятие превращается пытку и способно свести с ума.
ПОЛТОРА ГОДА
Что это было?
«Слушай, все это пустая затея, – он без труда узнал этот голос. – Что изменится, даже если ты и вспомнишь? В тебе сидит бомба с самым хитрым детонатором в мире. И никакие воспоминания не смогут его вырубить, ты сам это прекрасно знаешь».
Да, скорее всего, это так. Но я также еще знаю, дружок, что если не сумею отыскать ответы на ЭТИ вопросы, они будут преследовать меня до самого морга той больницы, где я отдам концы на последней стадии болезни, когда мои волосы вокруг кровати будет собирать уборщица, а все остальное превратится в гнилые мощи, обтянутые прозрачной кожей. Поэтому, можешь катиться ко всем чертям со своей рациональной Логикой.
Итак, что могло произойти полтора года назад?
Фактически то же, что всегда: работа, работа, работа… Изредка прерываемая командировкам в другие города (собственно, все та же работа) в качестве коммерческого директора компании. Еще более редкие вечеринки, которые Герман всегда ненавидел, причем, с каждым разом все сильнее. Одно только упоминание о близящемся мероприятии вызывало у него гадкое сосущее чувство в области живота. Удивительно, как он вообще стал преуспевающим бизнесменом при таком подходе к жизни. Вероятно, здесь была все-таки заслуга не его, а Алекса, стоит отдать тому должное. Посещал же Герман вечеринки, в основном, чтобы избежать недоумения окружающих и нравоучительных разговоров с шефом.
Вот, пожалуй, и все, что он мог вспомнить.
И еще операция на аппендицит, который едва не вколотил гвозди в его гроб.
Ровно полтора года назад.
Боль напала еще в киевском аэропорту незадолго до обратного вылета домой, во Львов. Когда объявили шестичасовую задержку рейса, Герман решил вернуться в гостиницу, но потом передумал, купил в аптечном киоске упаковку анальгина, принял сразу три штуки и вернулся в зал ожидания, где, скорчившись в кресле, отсидел все шесть часов. К тому моменту от целой упаковки анальгина осталась одна таблетка, треснувшая почти пополам и напоминавшая два молочных зуба. Киоск был уже закрыт. А потом бодрый голос диспетчера обрадовал пассажиров, летевших с Германом одним рейсом, объявив из динамиков о дополнительной трехчасовой задержке. Герман чувствовал, что у него начинается жар. По дороге в туалет он едва держался на ногах и чуть не свалился прямо на колени очень полной многодетной женщине, сидевшей у общего входа с большими буквами «М» и «Ж» на разбухшем под тяжестью ее туши чемодане в окружении четырех или пяти отпрысков, как свиноматка в окружении своего помета. Пятый (или шестой) в этот момент, должно быть, тужился где-то поблизости. Дети захныкали, а женщина завизжала, приняв Германа за пьяного. Моментами он действительно почти ничего не видел, только знал, что ему становится все хуже. Он практически не помнил, как оказался в самолете. Но «скорая» увезла его уже из дому только в конце следующего дня. Очнувшись после операции, Герман со слов дежурного врача узнал, что жить ему оставались считанные минуты – начался абсцесс. Его едва успели спасти.