Облака над дорогой
Шрифт:
Вскоре выписался Иоанн Манящий. Он оставил мне свой адрес, и потом я часто бывал у него. Но это уже другая часть моей жизни, и о ней я расскажу когда-нибудь потом. А пока что я выздоравливал, и мне уже разрешили ходить по палате. Палата теперь опустела — вернее, я стал ее единственным обитателем. Очень уж хорошая и ясная погода установилась после того штормового дня, и никто в городе не хотел болеть.
Однажды ранним вечером я сидел у открытого окна и смотрел в больничный сад. Оттуда тянуло запахом осенней листвы, и мне казалось, что здесь, в палате, этот запах смешивается с запахом тех духов, которыми надушилась
Где-то там, за стенами, начиналось море, а кругом был город, тоже большой, как море. Этот город был моим другом номер один. Это был гигантский друг, и он всегда и во всем помогал мне. Казалось, что он всегда будет защищать меня, сам не нуждаясь в защите. Так мне тогда казалось. Я ведь не знал, что ждет нас впереди, не знал, что будет война и блокада и что мне придется защищать своего друга номер один. Но об этом — в другой раз. А сейчас я сидел у открытого окна, и мне так легко дышалось, и было грустно и радостно, как перед отплытием.
Я сбегал в дежурку, выпросил у сестрички какие-то бланки и стал писать на их обратной стороне. То, о чем я писал, казалось бы, не имело отношения к тому, что вот я сижу у открытого окна, что в окно тянет запахом осенних листьев, что мне грустно, но не тоскливо, — и в то же время стихотворение имело какое-то тайное отношение ко всему этому. Я писал о том, что стоит в гавани большой корабль «Бурун», который должен погибнуть в море, — но никто не знает об этом. Все готово к отплытию, вся команда в сборе, нет только одного матроса. «Где он, этот парень?» — спрашивает капитан боцмана. «У него, верно, опять какая-нибудь неудача, — отвечает боцман. — Это же наш Неудачник». — «Черт с ним, — говорит капитан, — подождем еще десять минут». В последнее мгновение, когда уже убирают сходни, на борт прыгает Неудачник. «Опять мне не повезло на берегу, — говорит Неудачник. — Я там споткнулся о пробку». И вот корабль уходит в море, и потому, что он опоздал на десять минут из-за Неудачника, он минует плавучую мину, на которой обязательно подорвался бы, выйди он вовремя. Но никто не знает об этом.
Никто об этом не знает, кроме меня.
1962–1964
Ночное знакомство
Мне было тогда семь лет, и мне очень хотелось иметь собаку. Точнее — это нам хотелось иметь собаку: мне и моему братцу Володьке. Он был старше меня и уже ходил в школу. Однако жили мы небогато, и мать не позволила бы нам завести животное. Мы это понимали. Но в глубине своих душ мы мечтали о собаке. Пусть она будет небольшая. Главное — чтоб умела бегать и лаять.
И вот мне стала сниться одна подходящая собака. Она приснилась мне раза четыре подряд, и все на одном месте. Будто я иду по Среднему проспекту, сворачиваю на Одиннадцатую линию — и навстречу бежит пес. Я подбегаю к нему, но
— Мне опять собака приснилась, — сообщал я. — И опять убежала.
— Все та же? — спрашивал Володька.
— Все та же самая. Такая небольшая, ушки короткие, глаза умные.
— Дуракам — счастье, — сердито говорил Володька. — Мне хоть бы раз что-нибудь хорошее приснилось. Мне все снится, будто я стою у доски и чего-то там не знаю… И в каникулы покою нет!
Когда собака приснилась мне в пятый раз, разбуженный мною Володька сказал:
— Тут, значит, что-то не так просто. Может, она к нам в дом просится?
— Но ведь мы не во сне, а собака — во сне, — возразил я. — Если бы мы жили во сне, и наш дом стоял бы во сне, и все кругом было бы во сне, то тогда и собаку, которая во сне, можно было бы привести во сне домой. Но собака — во сне, а мы не во сне, и все кругом не во сне…
— Ну, затараторил! — оборвал меня Володька. — Лучше скажи, что на собаку тебе наплевать. А я хочу, чтоб у меня была собака!
— И я хочу, — ответил я. — Но что же нам делать?
— Об этом деле нам надо посоветоваться с кем-то таким, кто еще умнее нас и кто понимает в снах.
— Но с кем именно?
— Ясно с кем: с Лешей Миногой, — ответил мой брат. — Леша Минога в снах понимает, он ведь лунатиком был. И потом он умный. Он всегда о чем-то думает, из-за этого он уже на третий год остался.
Лешу Миногу мы нашли на заднем дворе. Он сидел на штабеле дров и о чем-то думал.
— Здравствуй, Леша, — почтительно поздоровался Володька. — О чем это ты сейчас думаешь?
— Я сижу и думаю о дровах, на которых сижу, — неторопливо ответил Леша Минога. — Я думаю, что каждое полено стоит денег, а когда начнется зима, то люди эти дрова положат в печку и сожгут. Прав я или не прав?
— Прав ты, Леша, — подтвердил Во-лодька.
— Значит, если я незаметно возьму несколько полешек, свяжу их веревочкой, снесу на рынок и там продам их и куплю ирисок — плохо это или нет?.. Нет. Кража это?.. Нет! Ведь все равно дрова сгорят, только в другой печке. А за перенос дров, за работу, имею я право поесть ирисок? Имею!
Мы слушали Лешу Миногу, удивляясь его беспощадной логике и остроте ума. Затем братец мой сказал:
— Леша, ты нам совет подай. Вот он (Володька ткнул в меня пальцем) все собаку во сне видит. А нам очень собаку хочется завести.
— Сколько раз видел? Где видел? — деловито спросил меня Леша Минога.
Я начал рассказывать.
— Какая она из себя? — перебил меня Леша.
— Такая небольшая, ушки короткие, глаза умные.
— Белого пятна на лбу нет?
— Нет, — ответил я.
— Ну, так я и знал… — как бы про себя сказал Леша Минога. — И на левую заднюю лапу она не хромает? Прав я или не прав?
— Не хромает, — ответил я. — Но откуда ты это знаешь?
— Я эту собаку раз двадцать уже во сне видел, — равнодушно промолвил Леша Минога. — Собака хорошая, но маленькая. Я жду, когда большая во сне попадется. Ту я сманю. Нам собака большая нужна, чтобы соседи по квартире ее уважали.
— А эту ты для нас, Леша, смани, — попросил Володька. — Нам как раз такую и надо.