Обмен мирами
Шрифт:
– Выглядите вы и впрямь как бретёр, – заключил он, – но манеры у вас иные… Вы совсем не похожи на человека, для которого чужая жизнь имеет твердую цену…
– Так и есть, – отозвался Омал. – Я не бретёр, хотя вынужден выдавать себя за него.
– Понимаю вас, – проговорил артист. – Я ведь тоже не тот, за кого себя выдаю… – Он помолчал и добавил: – Но условимся, господин ЛЖЕБРЕТЁР, вы не пытаетесь узнать моей тайны, а я – вашей.
– Хорошо, господин Кимон, – согласился Омал. – Только зовите меня Джо. Джо Бастер.
Артист
– Если я правильно вас понял, господин Бастер, вы попали в затруднительное положение…
– Вы тоже! – невольно вырвалось у Омала.
– Угадали, – откликнулся Кимон с болью, – но… – Он покосился на остолбеневших бармена с официантом. – Нам лучше обсудить это позже… Кабачок – не самое подходящее место для таких разговоров.
Мистер Чародей
1
Они вышли из кабачка и плечом к плечу зашагали вниз по улице к набережной. Кимон шел быстро, сосредоточенно сопя трубкой. Омал старался не отставать и при этом успевал глазеть по сторонам. Маленькое марсианское солнце торчало уже над колоннами Диа-Сао. Становилось жарко. Нечистые воды Гамильтон-канала отдавали гнилью. От утренней свежести не осталось и следа. Ярмарка набирала ход. Улицы были запружены народом. Время от времени к двум невольным приятелям пытались прицепиться зазывалы и разносчики мелкого товара, но они лишь отмахивались.
В какое-то мгновение Омал едва не отстал от артиста, засмотревшись на завораживающий танец обитателей Ио, которые казались в ярком утреннем свете бледными языками живого пламени. Второй раз его отвлек лоток с книгами под парусиновым тентом. Хозяин лотка, житель обледенелого Ганимеда, напоминающий большого плюшевого медвежонка серебристо-белого цвета, заметил интерес землянина к своему товару; залопотал на ломаном среднесолярном, расхваливая увлекательность земных бульварных романов в пестрых мягких обложках, глубину и мудрость венерианских философских трактатов, сплетенных из мириадов узелков, и напевность поэм, отчеканенных на металлических книгах Первотворцов. Но Кимон бесцеремонно подхватил Омала под локоток и увлек к огромному шатру цирка шапито, раскинутому в центре ярмарочной площади.
Под цирковым пологом было сумрачно и прохладно и остро пахло зверинцем. Артист решительно зашагал вдоль ряда клеток, за решетками которых Омал различил смутные силуэты диковинных инопланетных животных. Твари, рожденные на дальних и ближних окраинах Империи Солнца, шумно чесались, вздыхали, скулили, стрекотали, зевали в несколько глоток сразу. В рассеянном свете, падавшем из вентиляционных отдушин в куполе, шкуры невиданных зверей переливались алмазными искрами, оперенья вспыхивали немыслимой радугой, предостерегающе поблескивали клыки и недобро посверкивали
Оттого, что они были так близко, Омалу стало не по себе. И поэтому, когда в последней клетке он разглядел обыкновенного льва, то мгновенно проникся к нему самыми теплыми чувствами. Похоже, Кимон разделял их, потому что замедлил свой стремительный шаг, бесстрашно просунул руку между прутьями и потрепал льва по свалявшейся гриве.
– Ну что, Бруно? – осведомился артист. – Тяжко тебе здесь?
Бруно опустил косматую голову на массивные передние лапы и посмотрел на людей жалобными глазами.
– Вывезли с Земли на потеху здешней публике, – пояснил Кимон. – Нам любопытно поглазеть на драконовых коршунов с Титании, на ледяных кротов Венеры, на сумчатых гигантов из джунглей Япета, а инопланетчикам подавай льва! Вот и грузят бедолагу в трюм старого корабля, где пытают стартовыми перегрузками, невесомостью в свободном полете, дурно кормят и не чистят клетку неделями…
Артист вдруг оборвал пламенную речь и распахнул хлипкую фанерную дверь.
– Входите, господин Бастер, – пригласил он. – Это моя и гримерка, и пристанище.
– Зовите меня Джо, – пробормотал Омал, – или, если угодно, Омалом. А кое-кто меня кличет и Джо-Омалом.
– Я это учту, – пообещал Кимон, зажигая лампы по обе стороны от зеркала. – Вы можете называть меня Ларри. Других своих имен я вам не открою, не обессудьте… Садитесь на топчан!
Он указал гостю на скромное ложе, столь остро напомнившее незадачливому психотуристу аналогичный предмет обстановки в диктаунском логове ящера Шорра. Но Омал не спешил садиться, он смотрел на аляповатую афишу с изображением головы мужчины в серебряной полумаске и черном цилиндре, расшитом золотыми звездами… И с мужественным подбородком с ямочкой…
– Так это вы, «загадочный и обворожительный Мистер Чародей»?
– А вы уже видели мою афишу?
– Пилот «прыгуна» всучил мне бесплатный входной билет.
– Значит, старина Макс держит слово…
– Так вы фокусник, Ларри?
– Престидижитатор, если быть точным.
– Понимаю… ловкость рук и никакого мошенничества…
– Как вы сказали? – переспросил Кимон. – Отличный рекламный лозунг. Разрешите использовать?
– Пожалуйста! – великодушно дозволил Омал. – Но взамен вы мне покажете пару своих трюков.
– Охотно!
Артист отложил трубку, поддернул ослепительные манжеты, покрутил изящными кистями рук, словно демонстрируя почтенной публике, что в них ничего нет, и вдруг выхватил из воздуха колоду карт. Омал пристально всматривался, стараясь уловить технику фокуса. Колода атласной лентой взвилась под низкий потолок гримерной, выполнила «мертвую петлю» и завершила полет в другой руке Кимона. Он встряхнул кистью, и колода исчезла. Омал зааплодировал.
– Это всего лишь азбука престидижитации, – небрежно обронил Кимон.