Обмен мирами
Шрифт:
2
Бортинженер Каттнер распахнул люк, выставил наружу легкую лесенку. Посторонился, пропуская Омала вперед, но Бердо не позволил яхтовладельцу первым ступить на поверхность главной луны Урана.
– А ну-ка, – буркнул он и, оттерев товарища крепким плечом в сторонку, ссыпался по дюралевым ступенькам. Осмотрелся, не убирая ладони с рукоятки атомика, сказал:
– Все чисто!
Омал высунулся из люка по пояс. Вдохнул тяжелый, насыщенный испарениями воздух новой планеты. Пряные ароматы щекотали ноздри. Пронзительно пищали невидимые во тьме летучие мыши. Душераздирающе
– Ну, чего застрял! – нетерпеливо буркнул авантюрист.
Неловко брякая свинцовыми подошвами лунных башмаков, Омал сошел на исходящий паром пенобетон.
«Тувия» опустилась на самой кромке космодрома. Просторное поле было заставлено большими и малыми кораблями, которые на расстоянии сливались в неразличимые, тускло-зеленые в лучах гигантской планеты металлические башни. Космодром с Лунным городом соединяла широкая, пустынная в это время суток дорога, что лежала вдоль выжженной в джунглях просеке.
– Пошли, нам пора, – сказал Бердо.
– Минутку, господа! – прозвучало из люка.
Через мгновение рядом с ними стоял стюард Янг с профессорским термосом в руках.
– Надеюсь, там запас вина, – пробормотал авантюрист.
– И не надейтесь, – отозвался нептунианин. – Мне надоело торчать на корабле, хочу прогуляться.
Омал взял у стюарда термос, привычным движением вдел руки в лямки.
– Старая шайка в сборе, – прокомментировал Бердо.
Они попрощались с Янгом и затопали в сторону Лунного города.
Несколько долговязых фигур бросилось им наперерез. Омал схватился было за атомик, но авантюрист рассмеялся и знаком показал, что в оружии нет нужды. Долговязые вступили в полосу света. Омал увидел, что тела их покрыты перьями, а огромные, со зрачками во всю радужку глаза отражают свечение Урана.
– Это аборигены, – пояснил Бердо. – Сейчас начнут попрошайничать.
Самый смелый из них протянул когтистую птичью лапу, проскрипел, судорожно разевая попугайский клюв:
– Со, земник, со!
– Чего он хочет? – спросил Омал.
– Обыкновенной поваренной соли, – сказал авантюрист и полез во внутренний карман комбинезона. Вытащил небольшой, туго набитый мешочек, положил в подставленную лапу.
Аборигены защебетали, совсем как земные птахи, и скрылись в джунглях. Бердо и Омал продолжили путь, постукивая массивными башмаками, которые на Титании весили не больше женских босоножек.
Налетел теплый ветер, закачались на фоне планетного диска черные веера древовидных папоротников, протрещал жесткими крыльями драконовый коршун, выхватил из воздуха летучую мышь. Летающие цветы закружились в безудержном танце, оставляя нити тончайшего аромата. Из Лунного города прилетала веселенькая мелодия, зовущая как можно скорее присоединиться к многочисленным завсегдатаям кабачков и салунов. Приятели невольно ускорили шаг.
– Ты веришь, что все это создано людьми? – спросил вдруг Бердо.
– Первотворцами, – поправил Омал.
– Допустим, – согласился
– К чему ты клонишь? – насторожился психотурист.
– Я ведь не всегда был межпланетным авантюристом, – задумчиво проговорил Бердо. – Папаша мой, да. Такого прощелыгу еще было поискать. А я рос тихим, книжным ребенком. Окончил с отличием гимназиум, поступил в Солярный университет. Хотел специализироваться на космической археологии…
– А разве бывает такая? – изумился Омал.
Авантюрист горько усмехнулся.
– Собственно, из-за этого я и бросил университет, – сказал он. – Космическую археологию признали лженаукой, кафедру закрыли, студентов, кто остался, перевели на другие факультеты, преподавателям предложили переквалифицироваться… Ау, профессор! Верно, я говорю?
– Верно, – прокашлял Стросс изнутри своего пристанища. – Финансирование исследований в области психообмена сильно урезали…
– Но почему?
– Потому что, молодой человек… – начал было профессор.
– Потому что, – перебил его авантюрист, и нептунианин обиженно смолк, – накопилось немало трудно опровержимых фактов, которые свидетельствовали, например, что руинам Диа-Сао не триста лет, а эдак триста тысяч, что многочисленные артефакты, разбросанные по всей Солнечной системе, не могли быть созданы людьми, пусть даже и гениальными.
– Рианоны, – пробормотал Омал.
– Да, рианоны, – подхватил Бердо. – Утварь из дома богов… Да если бы пострадала одна лишь космическая археология. Рикошетом задело и биологию, которая превратилась вдруг в чисто описательную науку, и этнолингвистику, представители которой никак не могли обнаружить в языках аборигенов земные корни… Да ты сам посмотри вокруг! – запальчиво продолжал Бердо. – Разве в силах человеческих, пусть даже сверхчеловеческих, сотворить все это разнообразие?
– Ну не знаю, – пробормотал психотурист, – я всего лишь клерк. Откуда мне знать, может, были запущены какие-то процессы… Первотворцы заложили фундамент, а дальше все пошло-поехало само собой… Подожди, Артур! Не хочешь ли ты сказать, что все, что касается Первотворцов, ложь?
– Даже хуже, – откликнулся Бердо. – Лживая имперская пропаганда!
Омал упрямо покачал головой:
– Что-то тут не сходится, Арчи… Помнишь, как рвануло в лавовой трубке? Нас же опалило, как свиней! Хуже – размазало по стенкам, как паштет по хлебу! А потом мы как ни в чем ни бывало очнулись в доме Гамильтона. Без единой царапины, заметь! Что это, как не чудо?
– Вот именно – чудо, – буркнул авантюрист. – Вопрос только, кто его сотворил… Ладно, забудь.
Они вышли на окраину Лунного города, который вблизи казался хаотичным нагромождением хромосплавовых хижин, складов и контор. Залитый призрачно-зеленым светом могучего Урана, он кишел жизнью. Сердцем Лунного города была единственная короткая улица, облепленная разного рода заведениями. Позади нее темнели склады и мастерские Рудной компании, «Хайнлайнера» и других корпораций. Посреди улицы шумели земляне-старатели, прокучивавшие радий или платину, добытые с риском для жизни на Миранде и Умбриэле.