Обмен разумов (сборник)
Шрифт:
– Вы идете спать?
– Ну да! Уже поздно. Я устал.
– Вы намерены лечь прямо так?
– А почему бы и нет?
– Ничего особенного, – сказал Беллуэзер. – Но вы забыли умыться.
– О!.. Верно, забыл. Утром умоюсь.
– А когда вы в последний раз принимали ванну?
– Очень давно. Утром приму.
– Не лучше ли принять ее прямо сейчас?
– Нет!
– Даже если я все приготовлю?
– Нет! Нет, черт побери! Я иду спать!
– Делайте как хотите, – сказал Беллуэзер. – Не мойтесь, не учитесь, не соблюдайте диету. Но и меня не обвиняйте.
– Обвинять
– В том.
– А конкретно, что вы имеете в виду?
– Это не важно.
– Тогда зачем вы так настаиваете?
– Только ради вас, – сказал Беллуэзер.
– Я понимаю.
– Тогда вы должны понять, что я не стану счастливее от того, умылись вы или нет.
– Уверен, что не станете.
– Когда заботишься о ком-то, – продолжал Беллуэзер, – когда чувствуешь за него ответственность, неприятно выслушивать проклятия в свой адрес.
– Я вас не проклинал.
– Сейчас нет. Но раньше...
– Ну... я нервничал.
– Это из-за курения.
– Не начинайте опять.
– Я не начинаю, – сказал Беллуэзер. – Дымите сколько угодно, дымите, как печная труба. Какое мне дело? Это же ваши легкие.
– Правильно, черт возьми, – согласился Кармоди, закуривая.
– Легкие ваши, но крах мой! – сказал Беллуэзер.
– Нет-нет, не говорите так, пожалуйста!
– Забудьте об этом.
– Хорошо, забыл.
– Иногда я бываю придирчив.
– Верно.
– И это особенно трудно выносить, потому что я прав. Ведь я же прав, вы это знаете.
– Знаю! – крикнул Кармоди. – Вы правы, правы, вы всегда правы. Правы-правы-правы-правы-правы...
– Не перевозбуждайтесь перед сном. Хотите стакан молока?
– Не хочу.
– Вы уверены?
Кармоди закрыл глаза руками. Ему было не по себе. Он чувствовал себя очень виноватым, хилым, грязным, болезненным и неряшливым. Он чувствовал себя скверным – целиком и полностью и безнадежно. Но где-то в глубине души он нашел силы, чтобы крикнуть:
– Сизрайт!
– Кого вы зовете? – взволновался город.
– Сизрайт! Где вы?
– Почему я теряю вас? – спросил Беллуэзер. – Объясните!
– Сизрайт! – взывал Кармоди. – Возьмите меня отсюда! Это не та Земля!
Треск, хруст, щелк! И Кармоди оказался в другом месте.
Глава 24
Хушш! Крруш! Крроу! И вот мы попали куда-то, но кто знает, куда, когда и на какую Землю? Будьте уверены, только не Кармоди, который оказался в городе, очень похожем на Нью-Йорк. В очень похожем, но в том ли?
– Это тот Нью-Йорк? – спросил себя Кармоди.
– А черт его знает! – ответил кто-то.
– Это был риторический вопрос, – сказал Кармоди.
– Я знаю, – ответил голос. – Но поскольку я изучал риторику, я и отозвался.
Кармоди огляделся и сообразил, что голос исходит из большого черного зонтика, который он держит в левой руке. Он спросил:
– Это ты, Приз?
– Конечно, я. А ты что подумал? Разве я должен быть похож на шотландского пони?
– А где ты был раньше, когда меня пичкали в этом образцовом городе?
– В отпуске. В кратковременном, но заслуженном отпуске, – проговорил Приз. – И ты не имеешь права на это жаловаться.
– Я и не жалуюсь, – возразил Кармоди. – Я просто так... А, неважно... Вот что: это место – точь-в-точь моя Земля! Точь-в-точь Нью-Йорк!
Вокруг был город. Потоки машин и людей. Неоновые вспышки вывесок. Полно театров, полно киосков, полно народу. Полно магазинов с объявлениями о дешевой распродаже по случаю банкротства. Полно ресторанов – самые большие назывались «Северянин», «Южанин», «Восточник», «Западник», и во всех – фирменные бифштексы и картофельная соломка. Кроме того, еще «Северовосточник», «Югозападник», «Востокосеверовосточник» и «Западносеверозападник». Кинотеатр на той стороне улицы анонсировал «Апокриф» («Грандиозней, красочней и увлекательней, чем Библия!!! Сто тысяч статистов!»). Рядом была дискотека «Омфала», где выступала фольк-рок-группа по имени «Говнюки». И девчонки-подростки в платьицах мидллесс танцевали там под хриплую музыку.
– Вот это жизнь! – воскликнул Кармоди, облизывая губы.
– Я слышу только звон монет в кассе, – заметил Приз тоном моралиста.
– Не будь ханжой, – сказал Кармоди. – Кажется, я дома.
– Надеюсь, что нет, – возразил Приз. – Это место действует мне на нервы. Присмотрись как следует. Помни, что сходство – не тождество.
Но Кармоди же видел, что это – угол Бродвея и 50-й улицы! Вот и вход в метро – прямо перед ним! Да, он дома! И он поспешил вниз по лестнице. Все было знакомо, радовало и печалило одновременно. Мраморные стены гноились сыростью. Блестящий монорельс, выходя из одного тоннеля, исчезал в другом...
– Ох! – воскликнул Кармоди.
– В чем дело? – спросил Приз.
– Ни в чем... Я передумал. Пожалуй, лучше пройтись по улице.
Кармоди поспешно повернул назад – к светлому прямоугольнику неба. Но дорогу преградила откуда-то взявшаяся толпа. Кармоди стал проталкиваться сквозь нее к выходу, а толпа тащила его назад. Мокрые стены метро вздрогнули и начали судорожно пульсировать. Сверкающий монорельс соскочил со стоек и потянулся к нему, будто бронзовое змеиное жало. Кармоди побежал, опрокидывая встречных, но они тут же вставали на ноги, словно игрушки-неваляшки. Мраморный пол сделался мягким и липким. Ноги Кармоди увязли, люди сомкнулись вокруг него, а монорельс навис над головой.
– Сизрайт! – завопил Кармоди. – Заберите меня отсюда!
– И меня! – пискнул Приз.
– И меня! – завизжал хищник, ибо он искусно притворился подземкой, в пасть которой так неосторожно влез Кармоди.
– Сизрайт!
И ничего! Все осталось, как было, и Кармоди с ужасом подумал, что Сизрайт мог отлучиться: вышел пообедать или же в уборную или заговорился по телефону. Голубой прямоугольник неба становился все меньше, выход как бы запирался. Фигуры вокруг потеряли сходство с людьми. Стены сделались пурпурно-красными, вздулись, напряглись и начали сдвигаться. Гибкий монорельс жадно обвился вокруг ног Кармоди. Из утробы хищника послышалось урчание, обильно пошла слюна. (Давно известно, что все кармодиеды неопрятны, как свиньи, и совершенно не умеют вести себя за столом.)