Обнажая запреты

Лари Яна

— Рассказывай, Малая. Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала брыкаться как ретивая лошадь и согласилась на отношения?

Я медленно прикрываю глаза, с силой проводя рукой по лицу, и смеюсь — сухо так, невесело. На душе скребут кошки, но надо. Сегодня или завтра, а через это всё равно придётся пройти.

— Какие отношения, Даня? У тебя в мозгах сплошные гормоны и эгоизм. С Ланой как объясняться будешь уже придумал? Расскажи, что ли, я послушаю. Стас меня к такому не готовил.

— Да при чём здесь Лана? Скажи, ты совсем шибанутая?

Даня

витиевато вызверяется, обхватывает своими невозможно притягательными губами сигарету. Щелчок зажигалки, прикрытое ладонью пламя, и его лёгкие вбирают с дымом мою душу.

Никто другой так не сможет. Никогда.

Не знаю, за что мы любим того или иного человека, но есть… Есть оно нечто выше разума, важнее обстоятельств. То чувство, когда рядом с кем-то ты по-настоящему живёшь, не жалея ни об одной истёкшей секунде. Это время самое искреннее, самое ценное, что впоследствии застынет в янтаре нашей памяти.

— Это с ней у тебя отношения, а со мной… Даже не знаю. Секс, наверное?

— Отношения? — Дан позволяет улыбке коснуться сизых глаз. Кристальных. Арктических. Таких же завораживающих, как и он сам.

— Она мне всё рассказала, Север, — устало упираюсь лбом в его грудь. — И про твой шрам, и про утро на вечеринке у Ярицких. То самое утро, после которого у вас всё закрутилось. Даже не будь у меня совсем самоуважения, я не стану водить её за нос.

Он неожиданно заходится звонким, дымным смехом.

— Бля, Малая… Я подозревал, что ты ещё веришь в сказки, но, чтоб настолько…

Его взгляд не оставляет шансов фактам: искренний, глубокий. Такой, что кислорода становится мало.

И это один из тех немногих моментов, которые почему-то не меркнут со временем. Они врастают в нас несмотря на банальность декораций или нелепость самого события. Просто становятся частью прожитого. Самой яркой его частью. Уверена, наш сложный разговор на стыке упрёка и желания ошибиться, навечно останется в дневнике моей памяти. Он сохранится мягкостью мужской ладони на моей щеке и горечью никотинового поцелуя. Лучше, чем всё, что было до. Важнее всего, что будет после.

Иначе просто быть не может.

— Дан, я…

— Молчи, не продолжай, — его смех звенит таким облегчением, что я недоверчиво щурюсь. — Поехали со мной, покажу кое-что.

— Куда? — округляю глаза. Но Дан и здесь проявляет потрясающую твёрдость. Вместо того чтобы начать объяснять, снова смотрит на меня так, будто лучше всех знает, что мне сейчас нужно.

— Это в последний раз, обещаю. Дальше сама решишь, кого слушать.

И это непостижимо, ведь я ему верю.

Он помогает мне сесть в машину. Я даже не упираюсь, с беспечностью человека, которому кроме жизни больше нечего терять. Но в том, что Север не причинит мне вреда я уверена. Остальное как-нибудь переживу. Когда-то это сумасшедшая ночь всё-таки должна закончиться.

— Между мной и Артёмом ничего не было, — зачем-то говорю, провожая взглядом огни витрин.

— Знаю.

— Откуда?

— Я тебя чувствую, — почти неслышно произносит Север,

срывая машину с места. — Ты только для меня. Ни для кого другого.

— Я не беременна, Дань, — грустно улыбаюсь. — Приняла меры.

— Неважно. Это тоже поправимо, — он возвращает мне… нет, не улыбку, но всё её сожаление. Обнимает одной рукой так крепко, что в районе сердца колет.

Короткий контакт глазами и снова взгляд на дорогу, а я глушу всхлип, кусая костяшки. Не нужно знать каких-то мудрёных пикап-техник или быть сильной в психологии мужчин, чтобы понять, что означает такой жест.

Если подпускает так близко.

Если сам нарушает все допустимые границы, обнажая внутренние запреты до уязвимости оголённого нерва. За этим определённо что-то стоит. Что-то сокровенное, что касается только нас двоих.

Глава 44

Девочка, которая хотела счастья

Анна

— Куда ты меня привёз? — озираюсь по сторонам, отстёгивая ремень безопасности.

Одинокий фонарь высвечивает только неухоженную громадину хрущёвки и очертания чахлых деревьев, растущих чуть поодаль.

Север молчит, цепко всматриваясь в здание, пока его взгляд не замирает на уровне второго этажа с единственным освещённым окном.

— Терпение, Малая. Скоро всё узнаешь, — Дан поджимает губы. Оплётка руля так жалобно скрипит под его пальцами, что я вздрагиваю, скопом проглатывая все назревшие вопросы. — Телефон при себе?

— Конечно, — произношу на выдохе.

— Когда я позвоню, сразу прими вызов и слушай внимательно.

Сдержанно киваю, превозмогая тревожность. Потому что знаю — стоит мне открыть рот, слово зацепится за слово, упрёк спровоцирует резкость и зыбкое скреплённое на одних соплях перемирие сорвётся в очередную перепалку. Как минимум природное любопытство требует дождаться продолжения.

Я не свожу взгляда с его удаляющейся спины, пока Дан не скрывается за парадной дверью. Надеюсь, это не дешёвая попытка подкупить меня какой-нибудь ерундой вроде щенка, которого больше некуда пристроить. Ну или ещё чего-то нарочито трогательного, после чего слова раскаянья с большей вероятностью упадут в благодатную почву.

Исключено. Предавший раз предаст и дважды. Я не верю, что Дан подберёт достойное оправдание. Сомневаюсь даже, что таковое в принципе существует. Но проклятое «А вдруг?» так приятно согревает сердце. Всё-таки слабая надежда лучше, чем её полное отсутствие.

Оставшись в полном одиночестве, гипнотизирую свой телефон так пристально, что, кажется, принимаю вызов ещё до вступительных аккордов рингтона. Слышимость не то чтобы чёткая, чуть ниже среднего. И всё же её достаточно, дабы передёрнутся от звука ударов по дверному полотну.