Обнажая запреты

Лари Яна

— Уже можно стянуть шарфик? Умру же скоро от любопытства.

Я дезориентировано верчу головой, как будто это поможет разглядеть хоть что-то сквозь пару слоёв плотного шёлка.

— Терпи. Уже близко.

Улыбка в голосе Дана безбожно фальшивит. Понятия не имею, куда мы приехали, что он так сильно волнуется. Кроме шуток, психует даже больше, чем я в наш первый раз.

Шаг… Второй… Босоножки утопают в песке, создавая эффект неустойчивости. Я ловлю пальцами воздух, инстинктивно ища опору.

Почему

он такой молчаливый? Что задумал?

Дан мягко направляет меня куда-то в сторону, уводя заботы о равновесии на второй план. Отсутствие картинки позволяет сосредоточиться на звуках и ощущениях. Вдалеке слышно чьё-то пение, ближе — влажный шелест. Интригующее нужно сказать сочетание. Тепло мужской ладони на лопатке постепенно зарождает трепет, разжигает предчувствие чего-то необыкновенного.

Кочка… Ещё одна… Щиколотки что-то щекочет, оставляя после себя прохладные полосы. Трава? Точно она. Мы на набережной? Нет, слишком тихо. Совсем неслышно транспорта. Чёрт, не понимаю.

Сильные руки вдруг подхватывают меня, кружат тело и голову заодно.

— Ой, — выдыхает Дан, делая вид, что роняет меня. Я крепче обхватываю его шею, заливаясь беспечным смехом.

Рефлексы срабатывают, да. Но не более. В его руках я больше не боюсь упасть. Это же человек которого я люблю вот уже пять… десять лет?

Неважно.

Важно то, что наша привязанность друг к другу крепнет день за днём. Это факт.

— Готова? — Дан опускает меня на землю. Я торопливо киваю, охваченная нетерпением. — Смотри.

Шёлк плавно соскальзывает к шее, открывая взгляду самую укромную часть турбазы. Десятки, нет, наверное, сотни свечей в высоких стеклянных колбах мерцают светлячками вдоль берега реки. Будто отражение ночного неба со всеми его звёздами.

— Красиво как… — порывисто прижимаюсь щекой к его груди. И сердце сжимается так сладко. Непередаваемо.

— Достаточно волшебно?

Я солгу себе, не признав, что мне льстит фантазия о закоренелом цинике, ползающем среди речных сорняков, чтобы устроить для нас особенный вечер. Но серьёзный тон вопроса бьёт даже этот его личный рекорд. Мои брови изумлённо ползут вверх.

— Достаточно волшебно для чего?

— Время вспять не отмотаешь. Наши отношения начались не так и не с того, — патетично начинает он, заставляя меня озадаченно принюхиваться.

Может, отец, за те пару минут, пока я собиралась, успел его уважить рюмочкой-другой? Любимчик всё-таки.

Благо поэтического запала хватает ненадолго и Дан вымученно стонет себе в ладони.

— Прости, Малая. Что-то я прям дико перенервничал. В общем, давай попробуем переиграть ту нашу первую ночь? Хочу на этот раз всё сделать правильно. Так, чтобы детям потом было не стыдно рассказать. А то какой с меня пример для сына?

— Я думала, ты просто вручишь ему свой пикаперский альманах, когда придёт время, — не могу удержать беззлобный смешок. Видимо, тоже порядком перенервничала.

Дан

смеряет меня недовольным взглядом, бездарно пытаясь изобразить обиду.

— Ань, ты мне собираешься помогать или нет?

— Конечно, — примирительно улыбаюсь, делая вид, что начинаю расстёгивать его рубашку.

— Ты меня когда-нибудь доконаешь, — вздыхает он сквозь смех.

Пока я терпеливо жду, когда Дан закончит расстилать на песке свою куртку, обращаю внимание на ма-а-аленькую такую, но крайне вопиющую несправедливость.

— Извиняюсь, мне только один момент уточнить. А почему пример только для сына? То есть, другие варианты ты даже не рассматриваешь?

— Почему это? Рассматриваю. Просто в девчачьих вопросах никто не натаскает лучше Стаса, — он дёргает меня за руку вниз и накрывает губы коротким поцелуем. — Вон какую умницу воспитал. Второй такой ни у кого нет.

Я отвожу взгляд.

Как там говорят? К хорошему привыкают быстро? Ага, как же. За пару недель, что мы вместе мне всё ещё непривычно получать столько откровенного обожания в свой адрес. Взаимность Севера стала чем-то вроде письма из Хогвардса. Моя натура, приученная радоваться малому, никак не привыкнет к переменам.

— И что, по-твоему, в ту ночь было бы правильно?

Дан обнимает меня со спины.

— Ну-у-у… Для начала я должен был проводить тебя к реке, чтобы ты пустила на воду венок. Как и собиралась. Помог бы нарвать цветов. Любовался бы тем, как ты их ловко переплетаешь. Думал бы о том, что ни у кого другого нет такой улыбки, таких глаз, такого голоса…

Его пальцы начинают неспешно перебирать мои волосы, а я смотрю на берег и сверкающие огоньки вдруг размывает набежавшей слезой. Так странно. Я от волнения несла всякую чепуху, но он запомнил. Всё запомнил.

— А потом?

— Потом бы проводил тебя до съемного домика. Перед дверью целовал бы на прощание нежно, долго. И держал свои чёртовы руки при себе.

— Эй, я ни о чём не жалею, слышишь?

Голос меня подводит. Но это правда.

— А ещё попросил бы дождаться меня из армии, — продолжает Дан щемящим шёпотом, — звонить мне. Часто. Каждый божий день. Не стал бы прятать наших чувств ни от Стаса, ни от себя. Вот, как всё должно было сложиться, не будь я таким тормозом. Анют, давай начнём всё правильно. Так, как должны были.

Он перекидывает через моё плечо две длинные косы, посередине скреплённые между собой кольцом.

— Будь моей невестой, Малая.

А я… Я даже не могу ответить! Так душит то ли счастье, толи потоки слёз.

Устраиваю голову на крепком плече, растерянно поглаживая белый металл кольца.

Тепло объятий, лёгкость моего вдоха, волнение его выдоха — я впитываю всё, включая мерцающий берег, туман вдалеке и царящую вокруг нас безмятежность.

— Ань… Я что, поспешил?

— Да погоди ты, — шепчу с улыбкой. — Дай запомнить детали. Дети, знаешь ли, любят описания в красках.