Обнаженные розы
Шрифт:
Причем эти люди, создавалось такое ощущение, специально приходят в кафе и закусочные, чтобы там унижать официантов.
Так они, видимо само утверждаются. Ну, точнее пытаются.
Я обслужила сегодня больше сорока семи посетителей... после сорок восьмого, я перестала считать и быстро сбилась.
Я выслушала тонну негативных реплик, проклятий и гадких пожеланий в свой адрес, в адрес поваров и всего заведения.
Я успела один раз облить человека горячим кофе.
За
В меня швырнули тарелкой, когда решили, что мясо в блюде не достаточно прожарено.
Одна тётка в дурацком зеленом платье решила, что я её обсчитала.
И на целый час разразилась долгим скандалом. При этом она так вошла в раж, что даже когда ей все вокруг доказывали, что она ошиблась, женщина продолжала верещать и проклинать всех нас, угрожая физической и моральной расправой.
Я стала свидетелем того, что один человек может съесть две тарелки куриного супа, проглотить две порции свиных рёбрышек, закусить это всё тремя бутербродами с икрой и...
И остаться в живых!!!
Далее в моей памяти идёт молодой человек, который три часа провёл, что-то сосредоточенно печатая в своё макбуке.
Я как раз проходила рядом, с подносом полным медовых желе, когда этот тип, издав дикий, обезьяний ор швырнул свой макбук об пол.
Принялся истерично топтать ногами свой гаджет, выкрикивая жуткие, грязные ругательства и склоняя, уже знакомые мне слова русского мата, так, что я в который раз удивилась богатству, изощренности и определенной аморфности русского языка.
Истеричку мужского пола многие снимали на телефон.
Пока он топтал несчастный ноут, лицо его покраснело, слюна забрызгала рубашку и галстук.
Волосы взъерошились, а очки съехали на бок. Выглядел он так жутко, что в пору было звать экзорцистов.
А я была так впечатлена, что отнесла заказ не к тому столу.
А люди там всё съели, но платить отказались, мотивируя это тем, что они приняли эти желейки за подарок от шеф-повара.
Стоимость блюд изъяли из моих чаевых и оплаты.
То есть я уже теперь сама должна заведению тысяча двести семьдесят пять рублей.
Нормально начала, ничего не скажешь.
Наконец часы пробили девять. Ресторанчик, в котором я теперь отбываю наказание, опустел. Официанты начали разбредаться домой. Уборщики вооружились швабрами и моющими средствами.
Я убрала последний стол. Вытерла пятна от чая и пива, смахнул крошки от печенья, и отдраила засохшее пятнышко кетчупа.
После этого, я переоделась из униформы в обычную одежду.
– Всё,-сказала я кладя свой зелёный фартук и жилетку в металлический шкафчик.-На сегодня Добби свободен.
Я вышла из кафе. Оглянулась по сторонам.
Улицы наполнял густой вечерний сумрак. Небо над крышами домов стремительно темнело, таяли остатки дневного света.
Зажглись городские огни и фары автомобилей.
На остановке я села в маршрутку. Заняла место у окна, достала наушники. До родного Строгино мне около часа ехать, не меньше.
Я включила музыку. В динамиках наушников зазвучал успокаивающий, жизнерадостный голос Эда Ширана.
Я уставилась в окно. Закрыла глаза. Только сейчас, сидя в наполовину полной маршрутке, я осознала насколько я сегодня устала.
Голова шла кругом. Меня клонило в сон.
Я пропустила тот момент, когда музыку в наушниках сменили другие звуки.
Это был короткий, тихий всплеск воды.
Я открыла глаза, затаила дыхание. Пульсация крови в венах нервными толчками отзывалась во всем теле.
Внутри стелилось промёрзлое ощущение чего-то неосязаемого, пугающего и мрачного.
Шум плещущей воды.
Я медленно сняла наушники. Отстранилась от окна. Обвела взглядом маршрутку.
Остальные пассажиры смотрели в разные точки. У всех на лицах читается усталость. У кого-то грустная, у кого-то угрюмая, у некоторых мечтательная. Все поглощены своими мыслями.
Я услышала в ушах шаги и голос.
Он что-то мычал. Я поняла, что это мотив какой-то песни. Она была мне не знакома.
Затем раздался металлический скрип, тихий лязг и шелест.
Затем ещё раз. И снова. Он повторялся раз за разом.
Мычание неизвестной песни не прекращалось.
В салоне маршрутки погас свет. Но я не услышала реакцию пассажиров.
Мы ехали дальше, как ни в чем не бывало. От проезжающих мимо автомобилей по салону ползли линии света.
Свет внезапно зажегся снова.
Я застыла, замерла. Я перестала моргать и дышать.
Страх упругой волной хлестнул по лицу и телу.
И тут же, рывком участилось мое дыхание, с безумным ритмом хлестко застучало сердце.
Я сидела в просторной комнате.
Слабо, тускло горел мрачный, желтый свет. Он озарял старые, ободранные стены, с пожелтевшими обоями.
Мерклые блики света отражались в высоких зеркалах, у стен.
Полумрак был пропитан плотным, смешанным, стойким запахом.
Точнее разными запахами. Десятками противоборствующих ароматов.
От них кружилась голова.
Я снова услышала звонкий всплеск. Он отозвался дрожью, взбежавший по моим позвонкам.
Я обернулась.
Я увидела его. Меня сковал судорожный ужас. Моё тело онемело.