Обогнувшие Ливию
Шрифт:
— Где он? — шепотом спросил Астарт крестьянина. — Как ты узнал?
— Узнал, — безумным голосом ответил Счастливец, и его снова затрясло. — Узнал! Узнал!..
Счастливца опять стиснули крепкие руки крестьян. Астарта же прогнали прочь.
Вечером Астарт убил крокодила, возможно, того самого, в котором Счастливец узнал «своего». Астарт снял с него шкуру и вырезал сердце. Оно билось. Держа перед собой живой кусок мяса, пошел в деревню, отыскал дом Счастливца и протянул ему свой дар. Тот понял, схватился за стену, чтобы не упасть.
«Да что же ты, человече! — возопило в душе Астарта. — Почему глаза твои во мраке?!
Он с размаху шлепнул о земляной пол все еще живое сердце чудовища и принялся яростно топтать его босыми ногами. Потом пошел не оглядываясь.
ГЛАВА 21
Грабители пирамид
Несколько дней Астарт бродил среди усыпальниц Города Мертвых. Долго смотрел в таинственные глаза Сфинкса, пытаясь понять тех, кто зовет его «отцом страха». У Великой пирамиды тоже долго стоял, погруженный в размышления, и наблюдал, как безмолвно и равнодушно курилась песком громада, закрывшая полнеба.
Усилием воли Астарт сбросил оцепенение и по едва приметной дороге у подножия пустынного плато зашагал в Мемфис. Может, судьба улыбнется ему в городе Имхотепа и Ахтоя?
Слева — Нил с его зарослями, деревьями и пашнями. Вдали, у самого горизонта — голые, мертвые скалы, где во времена Великих фараонов древности добывали камень для пирамид. И опять пирамиды, полуразрушенные, засыпанные песками, вечные стражи безжизненного плато.
Темнело. Подножия гигантов закутались в сумрак, и только их вершины блестели на фоне густеющего неба.
Неожиданно Астарт почувствовал, что за ним следят! Мускулы затрепетали словно перед битвой. Он некоторое время продолжал идти, потом присел, сделав вид, что зарывает что-то в песок, затем отряхнулся и зашагал дальше. Обернувшись, увидел, как два маджая торопливо разрывают песок.
Астарт злорадно захохотал. Маджаи, похожие друг на друга, как близнецы, выхватили мечи и в несколько прыжков догнали финикийца.
— Где остальные? Где твои друзья? — выкрикнул один из них и вдруг с воплем подпрыгнул, словно хотел взлететь, и упал, неестественно изгибаясь и хрипя. Второй маджай дико озирался, готовый вот-вот закричать. Он умоляюще посмотрел на Астарта и даже раскрыл рот, намереваясь взмолиться, но запела невидимая тетива, и стрела впилась в бритый затылок маджая. Стражник ткнулся лицом в песок.
Из-за древней, разрушенной стены вышли двое мужчин и женщина. Они осмотрели убитых, переговариваясь между собой и бросая мимолетные взгляды на Астарта. У обоих мужчин были грубые, обветренные лица и густые, выжженные солнцем до пепельного цвета волосы, по самые плечи. Старший, кроме того, был более массивен, высок ростом, бородат. Молодой поражал несоответствием могучих плеч и тонкой девичьей талии. Женщина под стать им, крепкая, сильная, смотрела по-мужски пытливо и жестко.
Старший из мужчин что-то произнес, молодой вытащил стрелы из тел, и все они не спеша отправились в сторону западных ворот Мемфиса.
— Эй! — крикнул Астарт, ничего не понимая. Все трое обернулись. Старший дружелюбно проговорил: — Пусть боги помогут в твоих поисках, фенеху. Смутная догадка толкнула Астарта вслед за ними. Грабители пирамид приняли Астарта за коллегу — поэтому помогли ему освободиться от саисских стражников-маджаев, с которыми у них были давние счеты. Впрочем, и маджаи приняли одинокого бродягу-чужестранца за грабителя.
Астарт рассказал
Шли долго. Городские стены давно растаяли в предрассветном сумраке. Потянулись вязкие песчаные сугробы. Женщина шла последней и заравнивала следы на песке пучком ивовых веток. Астарту давно хотелось остановиться и попросить глоток воды. Но они шли по-прежнему молча и быстро.
Восток посерел. Прохлада приятно освежала разгоряченные тела. Наконец, преодолев остаток какой-то стены, видимо когда-то очень высокой, остановились. Впереди смутно темнела расплывчатая громада не то храма, не то усыпальницы. И тут Астарта захватило величественное зрелище: еще невидимое солнце озарило верхушку гигантской пирамиды, господствующей над всем мемфисским некрополем, над всей долиной. Словно облитый золотом холм повис в густом сумрачном мареве высоко над землей, обжигая мозг тайной, а душу красотой.
Спутники Астарта тоже смотрели, запрокинув головы. Издали донесся последний шакалий вопль, и утро стремительно ринулось на землю.
В утренних лучах ступенчатая пирамида выглядела не столь таинственно, но не менее грандиозно. Белокаменная облицовка давно была расхищена, и время сгладило все углы и ребра ступеней. Песок целыми слоями покоился везде, где можно было задержаться. В некотором удалении от пирамиды дремали величественные развалины построек, похожих на храмовые. У южной стены ограды можно было рассмотреть верхушки засыпанных колонн и два сохранившихся пилона — все, что осталось от некогда парадной колоннады входа в храм.
После завтрака, который в точности повторил вчерашний ужин, пожилой египтянин протянул Астарту стопку перевязанных веревкой кожаных мешков.
— Чья? — Астарта показал кивком на пирамиду.
— Джосера, — коротко ответил грабитель, и все отправились к южной стене ограды.
«Джосера, — подумал Астарт, — Ахтой скончается, когда узнает».
Финикиец не раз слышал из уст Ахтоя о великом мудреце Имхотепе, ставшем богом. Астарт знал, что гробница фараона Джосера — творение Имхотепа, первое в истории Египта монументальное сооружение из камня. До Имхотепа гробницы строились из необожженного кирпича и были до того примитивны, что арабы впоследствии назвали их мастабами, то есть скамьями, за внешнее сходство.
Ступенчатая пирамида Джосера — мать всех египетских пирамид, свидетельство грандиозного переворота в строительстве и архитектуре. Царский визирь Имхотеп, создав ее, удостоился обожествления. Видимо, этот вельможа ломал не только рамки канонов архитектуры: после его смерти каждый писец Египта, приступая к работе, совершал возлияния в его честь, виднейшие мудрецы Мемфиса, Фив, Саиса любили в своих глубокомысленных спорах ссылаться на изречения Имхотепа, и, наконец, ему воздавал молитву каждый лекарь-египтянин, приступающий к лечению. Греки отождествляли его со своим богом медицины Эскулапом.