Оборот третий. Яйца Нимиры
Шрифт:
— Э-э-э, — удивился я. — А другого способа нету? Ну, переехать, там? Или слишком просто для творческого человека, не канает?
Робин горько засмеялась:
— Да-да, Константин Дмитриевич, продолжайте издеваться! У вас это отлично получается.
— Вообще даже не собирался, — обиделся я. — В моём мире переезд не считается издевательством. Хотя, конечно, смотря куда.
— Вашему миру исключительно повезло, — отрезала Робин. — У нас позволить себе межмировые перемещения могут только очень богатые люди, мне столько никогда не заработать.
— Может,
— Крыша? — не поняла Робин.
— Ну, охрана, — объяснил я. — Те, кто вас от полиции прикрывать будет.
Робин нахмурилась:
— Зачем меня прикрывать от полиции? Я не делаю ничего противозаконного. Возможно, моё ремесло не очень почётно, но…
— Ой, вы только не волнуйтесь! Лично я ваше ремесло очень даже уважаю, — торопливо заверил я. — Как-никак, одна из двух древнейших профессий. У меня, если хотите знать, родной навигатор по первой специальности — тоже проститу… то есть, я имел в виду, дама с низкой социальной ответственностью. И ничего, всё у нас отлично.
— Что-о?! — взвилась Робин. — За кого вы меня принимаете?! Я танцовщица!
— И всё, что ли? — удивился я.
— Нет, ещё певица! А не то, что вы подумали. Такого, слава Творцу, в нашем мире вообще нет!
— Гы, — сказал я.
— Что?! — снова взвилась Робин.
— Да ничего, ничего. Не волнуйтесь так. Нет — значит, нет. На нет и суда нет. Я к вам вообще не по тому вопросу, занимайтесь вы хоть танцами, хоть бабочек разводите. Меня интересует Сеприт.
Робин поникла. Потом подняла голову и, глядя мне в глаза, потребовала:
— Поклянитесь, что не причините ему вреда!
Я вздохнул.
— Робин Генриховна. Поверьте, пожалуйста: последний человек в Сансаре, который хотел бы причинить вред вашему ненаглядному Сеприту — это я.
— Почему?
— Потому что я серьёзно болен, и мне нужна его помощь, как профессионала.
Взгляд Робин похолодел.
— Константин Дмитриевич, прекратите врать! У меня есть опыт ухаживания за больными людьми. И лично вы выглядите здоровее всех здоровых! Придумайте что-нибудь поубедительнее.
— Ах, поубедительнее? — Я почувствовал, что начинаю злиться. Сижу тут с этой дурой, время теряю. — Не вопрос. Сейчас убежду. То есть, убедю. То есть… блин, не знаю, смотрите, в общем, — и принялся расстёгивать рубашку.
Робин аж подпрыгнула. Забормотала:
— Константин Дмитриевич, что вы делаете?! Я сейчас охрану… Константин Дмитриевич!
— Сама напросилась, — мстительно объявил я.
Снял рубашку и повернулся к Робин спиной.
Глава 24
—… в общем, у меня осталось два дня, — закончил я рассказ. — И Диана сказала, что Сеприт может помочь. Но с Сепритом у неё всё сложно, поэтому он пока не в курсе, что должен помочь. А вы не хотите помочь найти Сеприта.
— Я догадывалась, — печально сказала Робин.
— Вы вообще выглядите удивительно догадливой, — подмазался я. — А о чём?
— Я знала, что Сеприт — не тот, за кого себя выдаёт. Хотя, конечно, поняла это не сразу. Он появился в нашей школе в начале учебного года. Директор объяснила, что в предыдущей школе его обижали одноклассники, и родители решили перевести мальчика к нам. Попросила присматривать. Я не удивилась — хоть наша школа и входит в десятку лучших в районе, дети есть дети. Иногда они бывают удивительно жестокими. А Сеприт выглядел таким одиноким и потерянным — я решила, что непременно буду за ним присматривать, сделала бы это и без просьбы со стороны директора. И буквально через неделю увидела безобразную сцену: мальчишки из класса отобрали у Сеприта школьную котомку…
— Чего? — переспросил я. — Какую ещё котомку?
— Школьную. Сумку, в которой дети носят учебники.
Н-да. Есть ощущение, что творец этого мира собирался выставлять его на соревнования по убогости. В школу — с котомкой. Зашибись.
— Ребята отобрали её и перебрасывали друг другу, — продолжала Робин. — Сеприт метался между ними, словно щенок, но, разумеется, ничего не мог сделать. Я вмешалась. Потребовала, чтобы Сеприту немедленно вернули котомку и больше его не обижали.
— Послушались? — заинтересовался я.
Робин понурилась.
— Ну… котомку они вернули, конечно. И даже пообещали, что больше не будут обижать Сеприта. Но обещание, разумеется, не сдержали. Просто старались больше не попадаться на глаза ни мне, ни кому-то ещё из учителей.
— Ясно, — сказал я. — Миры новые, придурки старые.
— Что, простите?
— Ничего-ничего. Продолжайте, Робин Генриховна. Я вас внимательно слушаю.
— Так вот. После того, как я заставила этих гадких мальчишек отдать Сеприту котомку, они убежали, а Сеприт подошёл ко мне. Сказал: «Спасибо, Робин Генриховна, вы мне очень помогли», — или что-то в этом духе. Но прозвучало это неправильно, понимаете?
— Нет, — честно сказал я. — Я в тонких материях вообще не очень. Что значит, неправильно?
— Он… — Робин задумалась. — Он произнёс правильные слова — но всего лишь потому, что должен был их произнести. На самом деле, никакой благодарности ко мне Сеприт не испытывал. Он как будто бы знал, что и сам прекрасно справится с ситуацией, и моя помощь его скорее позабавила. И глаза… Он ведь носит очки с очень толстыми стёклами, вы заметили?
— Заметил, — сказал я. — Прыщи, очки, сутулость — классический задрот. Поработал парень над образом, молодец.
Робин кивнула:
— Его внешности не соответствовал только голос. Глубокий, приятного тембра — обычно такие задохлики чуть слышно пищат. И в глазах у Сеприта, когда он на меня посмотрел, мне почудилась насмешка. Глаза были… какими-то слишком смелыми. Он смотрел, как взрослый, уверенный в себе мужчина — если вы понимаете, о чём я.
— О, да, — заверил я, — безусловно, понимаю. Мне ли не знать, как смотрят уверенные в себе мужчины, каждый день такого в зеркале вижу.
— А ещё Сеприт мне поклонился, — закончила Робин.