Оборотень
Шрифт:
— Умер, — выбрала вдова нейтральный вариант.
— Давно?.. Вы извините, я, в общем-то, случайный гость. Проездом из Новосибирска. Мы с ним были знакомы недолго — в одном эшелоне домой возвращались. Я с тех пор в Москве и не был.
— Не знаю даже, как сказать. Иногда мне кажется, что прошла целая вечность. А иногда — будто все было вчера… Ой, да что мы с вами стоим-то?.. — спохватилась хозяйка. — Вы раздевайтесь, проходите, я вас чаем напою.
— Спасибо, — сказал приезжий сибиряк и принялся разматывать шарф.
Маша метнулась на кухню, поставила чайник, заглянула в холодильник. Увы, в нем, как пел покойный Юрий Визбор, была «зима, пустынная зима». Правда, где-то в глубине завалялись два яйца.
— Я вам яичницу сделаю! — крикнула хозяйка.
— Не стоит, — прозвучал мужской голос совсем рядом. Гость стоял в шаге от нее, вынимая из «дипломата» нарезанную колбасу в упаковке, коньяк, лимоны, коробку печенья, пепси-колу в банках. — Я сыт, спасибо. Перекусил в гостиничном буфете.
— Ой, ну зачем вы… — искренне смутилась хозяйка.
— Не пропадать же добру, — пошутил Мокиенко и направился в ванную мыть руки.
Когда он вернулся на кухню, стол уже был накрыт.
— Вы не сказали, как вас зовут, — напомнил гость, усевшись на табуретку.
К лацкану его пиджака был привинчен значок мастера спорта.
— Маша.
— Как же это случилось, Маша?
Хозяйка запахнула халат, застегнула его булавкой и села напротив.
— Восемнадцатого августа Витя… Витю нашли во дворе мертвым. Выпал из окна. Старушка из дома напротив видела, как он летел.
— Выпал? — переспросил Мокиенко.
— Я не знаю. Никто ничего не знает. Сначала возбудили уголовное дело, потом закрыли. Сказали, что экспертиза не обнаружила признаков насильственной смерти. В общем, покончил с собой Витя. Но я не поверила. Не мог он! Мы с его дядей писали прокурору, в газету. И вот только вчера дело возобновили.
Мокиенко наполнил рюмки ароматным напитком. Повисло тягостное молчание.
— Опоздал я, Витек, — тяжело вздохнул приятель покойного и залпом осушил свою рюмку.
Маша тоже выпила маленькими глотками. Коньяк был хорошим, даже закусывать не хотелось.
— Вы узнавали, может, у него на работе что-то не то? Неприятности какие-нибудь? — спросил гость.
Вдова почувствовала, что глаза наполняются слезами.
— Нет… Какие такие неприятности у него могли быть, у шофера-то?
— Ну, да, да, — не морщась, разжевал Мокиенко ломтик лимона. — Шоферил, значит, Витек? Как в армии. А я даже не знал, где он работал. Мы ведь не переписывались. Да и кто сейчас кому пишет? Так, обмениваются адресами, а писать лень или некогда. Спохватываемся, вспоминаем друг о друге, когда…
Мужчина осекся и снова надолго замолчал. Некоторое время он понуро сидел, зажав между коленями крупные сильные ладони. На крупных обветренных скулах выступили желваки.
— Поешьте, — еще раз предложила Маша. — Нет, правда, поставить яичницу? Это быстро.
Но гость не оценил жертвы последних двух яиц.
— А на каком основании дело-то возобновили, если не секрет? — поинтересовался он.
— Есть у них какие-то подозрения насчет одной фотографии.
— Фотографии? — удивился Мокиенко.
— Незадолго до его смерти я случайно в бумажнике карточку полуголой девицы нашла. — Маша помолчала, пожалев о том, что начала этот разговор, но гость так живо заинтересовался и так искренне сочувствовал несчастной вдове… Да и самой ей стало невыносимо тяжко носить в себе свою вину за ту нелепую, наверняка неоправданную ревность. — Мне бы ее на место положить, не придавать значения, а я… В общем, мы с ним тогда поругались, я к матери в Измайлово уехала, а он собирался в Крым, в рейс… Фотку эту он тогда порвал, клялся-божился, что знать этой девицы не знает, что кто-то случайно в почтовый ящик бросил. Я о ней никому не говорила. Потом, когда следователь пришел… Симпатичный такой старичок… Его, наверное, послали дело утрясти после статьи в областной газете. Я рассказала об этой нашей ссоре и о фотографии. Сперва дяде Витиному, а потом он мне велел в прокуратуре повторить. А там вдруг этот старенький следователь точно такую же достает. Оказывается, в начале ноября произошел несчастный случай с каким-то Конокрадовым, и при осмотре в его квартире… газ там взорвался, что ли?.. тоже такую нашли.
Мокиенко слушал внимательно, не сводя с хозяйки глаз. Только когда она замолчала, он налил по второй. Несколько капель пролилось мимо Машиной рюмки; костяшки пальцев, сжимавших бутылку, побелели.
— И в чем же они видят преступление? — спросил гость.
— На обороте карточек было написано: «Мы скоро встретимся с тобой!», это слова из песни. Ансамбль «Миг удачи» исполняет, слышали?
— Нет, не слышал.
— В общем, эту песню написал солист ансамбля Черепанов. Неделю тому назад его нашли мертвым. Газеты писали, зарезала любовница, ведется следствие. Может, эта любовница — та самая девица, что на фотокарточке? Она что-то рассказала, поэтому следствие и завели опять?
— Это вы так думаете или следователь сказал? — уточнил Мокиенко.
— Я думаю. Следователь мне вчера звонил, просил прийти в понедельник. Спросил, верил ли Витя в Бога.
— Как вы сказали?!
— Нет, не так… — поправилась Маша. — Спросил, не состоял он он в какой-нибудь секте.
Гость покачал головой, взял рюмку.
— Да, дела! — протянул он. — Я тут московские газеты почитал — чуть с ума не сошел. Как вы только живете? У нас в провинции тишь да гладь. Всякое, конечно, бывает, но чтобы так, убийство на убийстве?! А вы что же, совсем одна теперь?
Что-то Машу насторожило. Она почувствовала, как холодеют ноги, толком еще не зная, отчего это вдруг, ни с того ни с сего.
— Нет, почему же… почему одна? У меня мать есть и старший брат.
— В Измайлове?
— Да… то есть, иногда они у меня ночуют, — женщина смутилась, опустила глаза и пригубила коньяк, чтобы скрыть неловкость.
«Как они могли ехать в одном эшелоне, если этот Мокиенко живет в Новосибирске, а Виктор служил в Самаре? — вдруг подумала она. — Нет, не то… В конце концов, он мог возвращаться через Москву».