Оборотень
Шрифт:
Степана Прокофьева застрелили, когда он возвращался поздно вечером от друзей, где он, кстати, в который уже раз поносил директора завода, а заодно с ним и главбуха, которые, по словам Прокофьева, «обвели простого рабочего вокруг пальца».
Действительно, как удалось выяснить Меркулову через местную прокуратуру, хотя предприятий в городе было не так много, жители Кандалакши непостижимым образом «пролетели» мимо приватизации. Только некоторые стали держателями одной-двух акций, на которые не получали ровно никакой прибыли. Как это водится в нашем государстве, большинство лишь почесали в затылках, побухтели на кухнях и махнули рукой. Въедливый Степан Прокофьев, однако, все никак не успокаивался, а напротив, даже начал своего рода
Были люди, видевшие эти письма, но вот что интересно — ни одно из них, насколько Константину Дмитриевичу удалось установить, не дошло до адресата.
Это означало очень многое — во-первых, за Прокофьевым следили, во-вторых, его угрозы, казавшиеся смехотворными соседям и друзьям Степана, кому-то вовсе не показались такими уж смешными, а в-третьих, раз не дошло ни одно письмо, значит, чья-то ловкая рука изъяла их из почтового потока.
Выход оставался один — ехать и расследовать все на месте. Но с другой стороны, появление в Кандалакше опытного московского прокурора сразу же насторожит всех тех, кого настораживать как раз не следовало. На совете в кабинете Романовой было решено отправить в Кандалакшу молодого следователя Олега Золотарева, недавно окончившего юрфак. Предполагалось, что он на месте разберется в том, что произошло, и накопает кое-какие улики.
В тот же день Золотарев фирменным поездом «Белый медведь» выехал в Кандалакшу. О том, что задание исходит от самого Меркулова, он не знал, а был спешно включен в группу следователя по особо важным делам Александра Борисовича Турецкого. Через три дня он позвонил в Прокуратуру РФ и сообщил, что ему удалось достать кое-что очень и очень любопытное, что именно — он уточнять не стал, да это было бы и опасно, учитывая, какой проницаемой оказалась в Кандалакше почта. Наверняка телефон, тем более междугородный, там также прослушивается.
Единственное, что сказал Олег, — выезжает в Москву поездом «Белый медведь». Просил встретить.
5 ИЮНЯ
Уходя из милиции, Вячеслав Иванович Грязнов был уверен в том, что делает. Одни восприняли его поступок как бегство, другие как предательство, и только меньшая часть его бывших сослуживцев отнеслась к этому нормально. Но он ушел. И дело было даже не в нищенском жалованье милиционеров и не в желании обеспечить своей семье хотя бы сколько-то сносное существование (хотя и в этом, разумеется, тоже). Слава видел, что милиция трещит по швам и разваливается. Не говоря уже о том, что техническое оснащение этого ведомства находится на уровне пещерного века, само ведомство на глазах гнило изнутри. Никогда за всю историю советской милиции не было зарегистрировано такого количества преступлений, совершенных самими блюстителями порядка.
Потому-то он и решил начать собственное дело и организовал частное сыскное агентство «Глория», что по-русски значит «Слава».
Правда, его будущую деятельность Слава поначалу представлял себе несколько иначе. Открывая «Глорию», он предполагал, что будет заниматься поиском пропавших людей, возможно, даже раскрытием преступлений, убийств, с которыми по каким-то причинам не справилась официальная милиция. Оказалось, однако, что большая часть клиентов приходили к нему с одной-единственной целью — шпионить за ближним своим, или, как принято говорить, заказывать внешнее наблюдение. Мужья следили за женами, жены за мужьями, бизнесмены за компаньонами и конкурентами. Очень часто требовалась помощь просто в качестве охраны — при передаче больших сумм денег, даже просто при деловых переговорах. Бывало, просили помочь в розыске, но не пропавших людей, а пропавших животных.
Постепенно штат «Глории» разрастался, и теперь уже не все дела проходили лично через Грязнова, некоторые задания попроще он отдавал своему заместителю Василию Васильевичу Сивычу. Так, например, сам Вячеслав Иванович старался не вести дел, касающихся слежки. Слишком дурно пахло иногда это самое чужое белье, которое хочешь не хочешь, а приходилось перетрясать. Другое дело розыск пропавших, это и есть та самая реальная помощь людям, о которой мечтал когда-то подполковник Грязнов, разочаровавшись в милицейской службе.
Слава специально оборудовал приемную в своем агентстве не стандартной черной офисной мебелью, а старым деловым гарнитуром карельской березы, который ему удалось заполучить в редакции одного из толстых литературных журналов. В журнал он тоже попал не случайно — ему пришлось распутывать там затянувшуюся склоку между главным редактором и его заместителем, причем вся редакция также разделилась на две враждующие партии. Когда благодаря вмешательству «Глории» конфликт был разрешен и выяснилось, что большинство страшных обвинений, которые предъявляли друг к другу «супостаты», основаны на сущих мелочах или вовсе ни на чем, оказалось, что давно прогоревшему журналу, который жив только тем, что сдает часть своего помещения какой-то коммерческой структуре, платить нечем. Страсти едва не начали разгораться вновь, но тут взгляд Вячеслава Ивановича упал на мебель — кабинет карельской березы в очень хорошем состоянии: большой стол, покрытый зеленым сукном, два глубоких кресла и диван, бюро, массивный шкаф, небольшой столик с выдвижными ящиками. Взамен редакция получила новую финскую мебель из приемной «Глории».
Вообще, после начала работы сыскного агентства Слава в значительной степени пересмотрел свои взгляды на мир, которые, как ему казалось раньше, уже не должны были существенно измениться. Работая в милиции, он, разумеется, сталкивался со многими людьми самых разных профессий, но все же в большинстве своем это были люди, замешанные в преступлениях — убийствах, хищениях в особо крупных размерах, мошенничестве, подкупах. Теперь же Слава встретился со всеми остальными — с теми, кто почти никогда не попадает в руки правоохранительных органов.
Работая в сыскном агентстве, он увидел так называемых добропорядочных граждан и особенно близко познакомился с образованной частью населения — рабочим и колхозникам обычно не приходит в голову обращаться в частный сыск, они, как правило, сами разбираются в своих проблемах.
И оказалось, что добропорядочные граждане, в том числе деятели науки и культуры, которых Грязнов чистосердечно держал за «настоящих интеллигентов», таких же, как и остальная часть человечества, — среди них есть неверные мужья и склочные жены, мелкие пакостники, непутевые дети, а завистников гораздо больше, чем среди среднестатистического члена общества. В общем, руководя агентством «Глория», Грязнов утратил последние остатки уважения к человеку.
При этом, что было особенно неприятно, «культурные» в отличие от, скажем, предпринимателей старались всеми силами обелить себя лично, представить собственное не всегда безупречное поведение по возможности наиболее благовидно. Вспоминалась уборщица из МУРа, которая перешла туда из какого-то научного института. «Хуже нет за учеными убирать, — ворчала она. — Работяга, он возьмет да и бросит окурок под ноги, его и вымести нетрудно. А интеллигент этот обязательно найдет место потруднее — засунет его за батарею, в щель какую, так что намаешься выгребать оттуда».