Оборотень
Шрифт:
— Почти пришли. Отчего же моя судьба так тебе не интересна. Казалось бы наоборот, чтоб помогать тебе, я должна быть свободна.
Серей покрякивал, но молчал, этот немыслимый разговор сбил его с толку. Что она хочет фиктивный брак или его?
А она продолжала уговоры.
— Тебе же лучше, если я буду в твоём распоряжении. Нет, если у тебя есть обязанности перед другой женщиной или ты любишь кого, то конечно… Я не настаиваю. Придётся искать другой вариант. Правда, какой, я право теряюсь. Мало ли, а вдруг мой фиктивный супруг захочет иметь меня по — настоящему. Тогда беда? И потом, какой же из меня помощник,
Поняв, что её не отговорить, он попытался отбить ей охоту не простыми вопросами:
— А, если я захочу иметь тебя, как жену, что тогда?
— Значит то воля Господа! — не секунды не думая заявила она.
Он опешил:
— Что за каша в твоей голове. Ты забыла кто я.
Но отвертеться не удалось.
— Это отговорки. Женщина? — замерла она.
— Что женщина? — не понял он. Но поймал губами прядь волос мешающую ей.
— У тебя есть любимая женщина…
Не смотря на то, что глаза его лучились смехом и солнцем, он поджал губы, и ответ его был довольно-таки резким:
— Я пользуюсь только камелиями.
— Это то о чём я думаю? — внимательно посмотрела она в его смеющиеся глаза.
— А что можно про них ещё думать другое…
— Потратить свою жизнь на это, — возмутилась она. — Ведь это нелепо! Глупо! Неправильно!
Он в отчаянии посмотрел на неё и собрался наговорить девчонке много неприятных слов.
— Я не могу согласиться с тобой. Ты глупая девчонка…
Не дослушав, она, обхватив в порыве за крепкую шею, прижалась что есть силы к нему. «Значит, он совершенно свободен», — пыталась скрыть свою радость она, пряча лицо на его груди. «Кажется, обрадовалась, кукла», — подумал он. Серж был готов так вышагивать долго, но лес, как нарочно, словно оборвался. Ноги вынесли на небольшую поляну, с противоположной стороны которой к ней подходила дорога, по которой могли пройти не только конники, но и телега. На самом краю поляны стоял двухэтажный срубленный дом. С боку конюшня и баня, а за ней колодец.
— Отлично, — воскликнул Сергей. — Завтра же истоплю баньку.
Таня вздохнула и спросила совсем ни о том, о чём желала:
— Ты дорогу один найдёшь?
— Обижаете, сударыня… Я всё-таки доберман. Сейчас отдохнём. Я освоюсь и провожу тебя. Кстати, потрудись ответить, откуда ты знаешь про этот домик и дорогу к нему?
— Папенька на охоту брал.
Он не смог скрыть своего удивления.
— И маменька отпускала?
Таня прыснула:
— Она папеньке ни в чём не может отказать.
— И ты стреляла?
— Только по чуркам. Мне жаль птиц и зверя. Убивать ради причуды, это варварство. Смотри, ключ вот здесь, подняла она доску на второй ступеньки снизу. В бани под чурбаном для колки дров.
— Понятно. Однако, что же мы стоим-то тут. Веди хозяюшка в дом.
Маленькие высокие оконца, не слишком баловали светом. Серж повёл глазами. Стены из толстых брёвен. Окна маленькие. Двери ладные, дубовые с хорошими запорами. Большая печь и перегородка, отгородили кухню от просторной комнаты. Заставленная тёмной тяжёлой мебелью с кабаньими рылами на стене, она выглядела совсем не жилой и тем более не привлекательной. Даже немного давила. К тому же во всю длину комнаты стоял стол со стульями при высоких спинках с львиными мордами. По краям комнаты к рубленным стенам были придвинуты широкие резные лавки. У глухой стены красовался высокий добротный буфет. За печью спрятанная крепкая лестница вела наверх. Там три спальни и две большие светлые комнаты.
— Выбирай любую, — распахнула двери Таня.
— А ты в какой спала?
— В самой дальней.
— Значит, идём туда. К тому же окно в коридоре у двери. Очень полезно при моём положении.
— Там внизу тяжёлый запор. Прошу, не забывай, запирайся. Всякое может случиться, я волнуюсь. Здесь есть запасы: картошка, морковь, лук, соль, крупы. Немного мёда и квашеной капусты с мочёными яблоками. Хлеб я буду приносить. Только не считай это непременным. Если когда не приду, не беги узнавать, что со мной. Знай, приду, когда приду.
— Таня, я право не знаю, как тебя убедить не рисковать. Представляешь, как я буду переживать за тебя.
— Я всё равно приду, — упрямо твердила она. — Я привыкла видеть тебя каждый день.
— Значит, договоримся о времени, и я тебя буду ждать у кромки леса и провожать. Хотя неизвестно, как пройдёт для тебя это своеволие. А теперь ложись и отдохни.
— Совсем не устала, если только самый чуток. Просто сниму туфельки и посижу внизу на лавке.
— Вот придумала, так ты непременно не отдохнёшь. Иди, устраивайся наверху, я запру засов, чтоб без сюрпризов.
Такой расклад, кажется, устроил её. По крайней мере, она не ворчала, а веселясь забралась на постель.
Когда он вернулся, Таня лежала, пристроив под голову небольшую в цветастой наволочке подушку. Сбросив сапоги, он прилёг рядом. Ей хотелось поговорить, поспрашивать его, в каких местах он был путешествуя, но она не решилась, а сам он молчал. Поелозив рядом с ним и повздыхав, она уснула. А напрасно. У него тоже была необходимость поговорить, только он боялся показаться скучным со своим взрослым разговором этой девочке и поэтому предпочёл молчать.
Очнулись, когда солнце уже садилось. Быстро собравшись, заторопились в обратный путь. Возвращались из леса той же тропинкой, по которой пришли они в лесные охотничьи угодья. Подхватив девушку на руки, он большую часть дороги её нёс. Так получалось быстрее. Таня не возражала. На его руках она качалась бы всю жизнь, и шла с ним без стонов в какую угодно даль, разделив его не лёгкую судьбу, и даже сегодня забыв про правила приличия, и гордость сказала ему об этом. Только он промолчал на её откровенность. Толи на большее чем друг она ему не нужна, толи жалеет он её и не хочет ломать Тани жизнь. Если последнее, то он ничего не понимает в любви и женщинах. Это без него будет сломана её жизнь. Подойдя почти к поместью, он опустил её с рук.
— Теперь беги.
Она сделала пару шагов, но, вернувшись, запрыгнула ему на шею, горячими торопливыми и совершенно неумелыми поцелуями покрыв лицо человека зажегшего в ней такие яркие чувства, застыдилась и резко развернувшись, понеслась, подхватив подол платья в дом. «Что же это будет, — думал он, возвращаясь в охотничий домик, — я прирастаю, она горит и, кажется, такой огонь в ней полыхает без игры. Она ещё ребёнок и не может так ловко притворяться. Господи, дай мне силы устоять и не поддаться. Я должен быть последним оборотнем в нашем роду. А у неё это пройдёт. Выдадут замуж, как это случается с другими, народит детей и забудет».