Оборотень
Шрифт:
— Сев, он меня опять обижает!
— Заткнитесь оба! — рыкнул он, не открывая глаз, и снова заснул. За последние два дня это стало его любимой фразой.
— Лерэ Риэйен… могу я спросить?
— Что? — злобно отозвался ельф.
— Что это за странный звук вы издаете? Это что ельфская традиция да? Ну делать так носом, хррр, фррр… — я изобразила удушающие хрипы и похабно хохотнула.
— Ты мерзкий неблагодарный, не имеющий представления о приличиях человеческий отпрыск. — прогнусавил он.
— Зато я не соплю, как медведь-переросток. И почему говорят, что ельфы такие бесшумные, что их не услышишь, даже если рядом стоят? Ваше хрипение на другом конце леса слышно.
— Я тебя сейчас из кареты выкину, и тем самым решу все проблемы моего друга.
— Я и сама подумывала выйти из кареты, а то вы хрипите… как-то недружелюбно.
— Перестали. Оба. Немедленно.
— Но Севэриан…
— Йин, тебя это тоже касается!
— Хорошо, злобная мамочка.
— Севэриан, — серьезно предложил ельф. — А давай я наведу на нее заклятье молчания. — и кровожадно посмотрел на меня.
Кошак зыркнул оценивающе. И задумался.
— Молчу, молчу. Совсем молчу.
— Давно пора. — буркнул ельф.
Эх, жалко со снежком не вышло. Ему бы за шиворот целую глыбу снега стоило бы засунуть, чтоб охладился. Хотя, стоит признать, толк от колдуна все-таки был. Хоть снаружи стоял лютый мороз, внутри кареты сразу становилось тепло, как только ельф шептал что-то себе под нос и делал странные пассы руками. Это было настоящее волшебство. Может, и не совсем такое как у долбанутой феи, но тоже неплохое.
— Лерэ Риэйен…
— Ты опять? Севэриан! — кошак глухо заворчал и оскалился. Но глаз не открыл.
— Да нет, я спросить хотела, а можете меня научить какому-нибудь фокусу?
— Фокусу? — угрожающе просипел ельф.
— Ну да. Магии.
— МАГИЯ для тебя фокусы? — ледяным тоном осведомился он, и глаза у ушастого стали совсем дикие. Эк, его пробрало. Я как-то сразу поняла, что с виду не особенно опасный ельф, в иные моменты может завалить и увешанного оружием пехотинца.
Лерэ Риэйен успокаивал себя короткими вдохами и выдохами. — Талант должен быть. Прирожденный талант. Нельзя придти с улицы и внезапно стать великим волшебником. Тут должны быть годы, десятилетия практики, прежде чем ты сможешь создавать искру пламени из ничего, лишь пожелав этого. И еще большие годы прежде чем камень отзовется на твои прикосновения, принимая нужную тебе форму, прежде чем вода реки станет покорной твоей воле. Прежде чем ты услышишь ветер, зовущий тебя летать. Этому нельзя научить за один миг от скуки, когда ты соизволила поинтересоваться. Тут требуется терпение, выдержка и время. — отрезал ельф и отвернулся к окну.
— А у меня есть талант?
— Нет.
— Откуда знаешь?
— Если на свете есть хоть какая-то справедливость, то таланта у тебя нет!
— Да ну, ты не настоящий маг, ты наверняка даже определить не можешь. Копаешься в своих дурацких книжках, а сам…
Ельф не выдержал надругательства и хмуро просипел. — Хорошо. Будет тебе проверка. Вытяни вперед руки. Вниз ладонями.
Протянул свои сухощавые кисти ладонями вверх так, чтобы наши руки почти соприкасались. — А теперь закрой глаза.
Кожу покалывало, будто чьи-то маленькие ноготки царапали кожу. Я решила посмотреть, но ельф сухо приказал. — Держи закрытыми.
Под веками мелькали светлые, теплые пятна. А потом вдруг разгорелись, бросились в лицо, заполнили собой мир.
Зеленый.
Зеленый и синий. Только два цвета, они ослепляют меня, а потом я, прищуриваясь, различаю.
Трава… ее очень много, вокруг зеленое озеро травы, и цветы, буйно растут, тянутся вверх, задевают колени. Ярко светит жаркое летнее солнце. Чьи-то теплые мозолистые руки хватают меня подмышки и поднимают с земли. Я вижу вдали большой дом, стоящий на холме. Рядом пасутся лошади, перебирая тонкими длинными ногами.
— Кири, смотри лошадки. Но ты у нас гораздо быстрее. Всех лошадок обгонишь. — в светлых глазах отца пляшут блики солнечного света. И еще обожание, безграничное тепло, которое заливает меня, заставляет улыбаться. Странно… А в памяти отец остался просто высоким светлым пятном, чье имя я едва могу вспомнить. Он небрит, он белобрыс, у него белесые растрепанные пряди и обаятельная улыбка. Самое красивое, что есть в его лице. След от давнего шрама тянется через щеку к виску. Он такой живой и настоящий, что перехватывает дыхание. — Вся в меня, моя маленькая Йин. — смеется он и подбрасывает меня в воздух.
Я вижу все поле далеко, далеко. И лошади тихо ржут, вспрядывают копытами. Я падаю вниз, и отец ловит меня.
Зеленый…
…Темно-коричневый.
Плотные, насыщенные ночные тени.
Маленькая свеча горит в комнате. Я бреду к этому огоньку, таща за собой одеяло. Оно стеганное и тяжелое, пахнет медом, которое мама добавляет в вечернее молоко. А я пролила его. Мне нравится этот запах, здорово бы потом еще пролить. Хотя я знаю мама будет ругаться. Идти неудобно, одеяло слишком большое для меня. Что-то меня разбудило…
Родители сидят в гостиной, вдвоем, между ними горит свеча, их руки соединены, но они кажутся расстроенными чем-то.
— Смотри, кто к нам пришел, Далли. Не спится, Йин? — улыбается отец и протягивает ко мне руки.
— Не называй ее так! — громко огрызается мама. — Она человек!
— Далли, я тоже человек. И ты человек. С чего ей не быть человеком? Не волнуйся. — я подхожу ближе, волоча за собой одеяло. Ух, и достанется мне за то, что я его запачкала. — Не расстраивайся. — шепчет отец и гладит ее по голове, по черным, цвета воронова крыла прядям.
— Если бы я знала раньше…
— То конечно сказала бы, поди прочь, гнусный оборотень! — они вдвоем чему-то смеются. Мои ладоши, на которые я смотрю, совсем маленькие, с короткими пухлыми пальцами. Я протягиваю руку и касаюсь ладони отца. Живы. Здесь. Такие теплые. Услышьте меня. Услышьте меня! Я знаю, что будет! Послушайте меня! — но губы омертвели, я никак не могу сказать. Время, что лежит между нами, мне никогда не даст произнести.
Белое.
Снег, который кружится за окном кареты.