Оборотная сторона героя
Шрифт:
Мирмидоны молчали и терпеливо ждали распоряжений своего предводителя.
В голове болезненно пульсировала какая-то жилка, мешала думать. Не хотелось принимать никаких решений, даже самых пустяковых. Хотелось, чтобы, наконец, все оставили его в покое! Хоть на минуту!
Илья буркнул «Потом» и отвернулся, надеясь, что больше его донимать не будут. Однако Патрокл продолжил:
— Ахилл, тут ещё кое-что. Тебя дожидаются давно уже.
— Кто?
— Посланники из Трои.
— Из Трои? — обречённо вздохнул конквестор. Похоже,
Несколько минут спустя четверо мирмидонов ввели в шатер двоих крепких, загорелых троянцев в воинских доспехах и закутанную в широкий хитон невысокую фигуру с лицом, спрятанным под капюшоном.
— Паммон, Полидор, — коротко представились троянцы, глядя в спину сидящего у огня прославленного греческого героя. Не дождавшись никакой реакции, добавили, поясняя: — Мы сыновья Приама.
— Это сколько же у вашего папаши сыновей? — вяло полюбопытствовал Илья и нехотя обернулся. Ему доводилось слышать, будто правитель Трои за свою жизнь наплодил больше полусотни детей — и вот теперь есть шанс узнать, правда это или нет.
— Много, — равнодушно пожал плечами тот из них, что повыше, Паммон, и немедленно приступил к делу: — Наш отец, повелитель Илиона, отправил нас к тебе с предложением о перемирии.
— Не к тому он вас отправил, — покачал головой Илья. Видимо, лекарство начинало действовать, потому что в голове прояснялось, и он уже чувствовал, как прибывают и силы, и энергия. — О перемирии — это вам к Агамемнону.
— Что Агамемнон? — презрительно скривился Полидор. — Разве это он вселяет ужас в сердца наших воинов на поле боя? Греки сражаются храбро только тогда, когда с ними бьешься ты. Без тебя они разбегутся, как овцы перепуганные. Ты же, Ахилл, четверых наших братьев уже положил, а тело пятого сейчас за пологом твоего шатра лежит.
«Четверых? Когда это я? Хотя, если их и впрямь около пятидесяти по полю боя шастает…»
— И вот наш отец, повелитель Илиона, прислал нас сюда просить тебя не участвовать более в боях. Зачем тебе город? Всем известно, что золото тебе не нужно, что не ради богатства ты бьешься — только ради славы. А ей ты себя уже покрыл. Отойди от боев, и отец наш отдаст тебе дочь свою, Поликсену, — закончил Полидор и вытолкнул перед собой до этого момента стоявшую позади них фигуру. Сдернул с её головы капюшон, и по белой ткани хитона рассыпались длинные русые пряди, скрывая лицо.
На долгую минуту в шатре воцарилась глубокая тишина.
«Можно гарем открывать, честное слово», — хмыкнул про себя Илья. Везет же Ахиллу — на него со всех сторон так и сыплются царские жены и дочери: сначала Брисейда, потом предводительница амазонок, затем дочка Агамемнона, хотя он её и не видел, теперь вот — дочь Приама… Было бы смешно, если не было бы так грустно.
Неправильно истолковав молчание Ильи, Паммон подошел к девушке и, бесцеремонно схватив за волосы, запрокинул голову, чтобы Илья мог оценить лицо. Поликсена крепко зажмурилась.
— Неужели не нравится?
Илья по-прежнему молчал, задумчиво глядя на дочь Приама.
Не заметивший на лице прославленного воина ни следа интереса, Паммон потянулся к фибуле, скрепляющей концы хитона на плече девушки.
— Хватит, — резко приказал Илья. — Уходите. И тело Троила тоже можете забрать.
Братья переглянулись.
— Так ты принимаешь предложение нашего отца?
— Я подумаю.
— И когда нам твоего ответа ожидать?
«Да когда же они, наконец, уберутся?», — внезапно вскипел Илья. — «Что им ещё от меня надо?»
— Не знаю, — раздраженно передернул плечами он. — Через несколько дней я пришлю вам кого-нибудь, мы встретимся и поговорим.
Троянцы, как по команде, склонили головы и развернулись.
— Эй, вы ничего не забыли?
Сыновья Приама непонимающе уставились на Илью.
— Сестру свою забирайте.
Илья заметил, что Поликсена подняла голову и с надеждой уставилась на братьев.
— Она остается тебе, — покачал головой Паммон.
— Я же сказал, что ещё ничего не решил.
— Пусть будет она у тебя в залог наших намерений.
«Да что это, чёрт побери, такое?» — взвился Илья, вскочил на ноги и яростно рявкнул:
— Я сказал — забирайте сейчас же!
Шатер опустел.
Илья, тяжело дыша, смотрел на тлеющие угли треножника.
Что с ним происходит? Откуда эта злость, эти непонятные вспышки ярости? Почему его всё так раздражает?
Снова накатила волна слабости и усталости. Илья тяжело опустился на жёсткий дифф и натянул на себя пару шкур — его знобило.
«Я просто простыл, — сказал он сам себе: — Я отосплюсь, и мне станет лучше».
Ему казалось, что до прихода сыновей Приама он думал о чём-то важном… что почти понял что-то… Но никак не мог вспомнить, что это была за мысль.
Когда по отделению дежурил Пингвин, на происходящее в камере временного заключения обычно обращали мало внимания. Но в этот раз пришлось сделать исключение — уж очень подозрительная установилась тишина после громких криков и воплей.
Поправляя сползающий с круглого животика ремень, Пингвин не спеша направился к приемнику-накопителю. И застал там следующую картину.
На полу в живописных позах, будто игрушки, разбросанные небрежной рукой, валялись все визитёры отделения: два мелких драгдилера, один наркоман (впрочем, он валялся с тех самых пор, как его привезли), четверо местных драчунов, разбуянившийся сантехник из соседнего ЖЭКа, а также Корж с приятелями, доставленные сюда не по причине каких-либо нарушений, а исключительно с целью материальной выгоды, то есть выкупа.