Оборотная сторона героя
Шрифт:
И только двое не валялись на полу. Один, угрюмый молчаливый мужик, которого привезли сюда несколько часов назад с Серёгой Ломцевым, очень прямо сидел на скамье, а второй — Афоризмыч, бомж со щегольской бородкой и интеллигентным прошлым, сидел на полу, старательно вжимаясь спиной в решетку, и старался без надобности не шевелиться. Постоянного посетителя «отеля Обезьянник», как бич торжественно именовал отделение, Пингвин сегодня впервые видел протрезвевшим. Совершенно из ряда вон выходящее событие — щедро пересыпающий свою речь афоризмами Афоризмыч всегда находился в состоянии «выпимши».
Бесцеремонно ткнув носком тяжелого ботинка в прутья решетки, Пингвин
— Афоризмыч, чё такое?
Бич медленно, очень медленно повернул голову в сторону Пингвина и, не сводя глаз с молчаливого мужика, сидящего напротив, тихо сообщил:
— Головоломка была.
— А из-за чего?
— Как говорится, есть категория людей, которым кажется, что их недостаточно уважают, когда им не выказывают особого обожания.
Пингвин ткнул носком ботинка уже не в прутья, а в спину Афоризмычу. Ткнул без злобы — к бомжу в отделении привыкли, порой он их даже забавлял.
— Интеллигент, мать твою! Говори по-человечески!
Афоризмыч укоризненно посмотрел на «начальника» и сообщил:
— Интеллигенция есть ругательное слово.
Это Пингвин от бича слышал часто. Настолько часто, что даже запомнил авторство высказывания — Маяковский.
— По морде дать? — деловито осведомился он у бомжа.
Афоризмыч немедленно сообщил:
— Да вон тот мужик с Коржом не поздоровался, когда их сюда доставили. Ну, Корж и пристал: «Ты чё, не местный? Не знаешь, кто я такой?» А тот всё молчал и молчал. Вот так, слово за слово… Ну, то есть, не слово за слово, потому что вот он-то и слова не сказал, но Корж завёлся. А потом, как говорится, кровь ударила в голову одному, а пошла из носа у другого. Ну, то есть, у других.
— Почему у всех?
— Наверное, за компанию.
— А тебя тогда он почему не тронул, раз, говоришь, всех бил?
— Как говорится — зачем со мною драться? Я сам лягу на пол и сам сосчитаю до десяти.
Пингвин покачал головой и оценивающе осмотрел стонущих на полу ребят Коржа. Корж, хоть и был всего лишь шестеркой на побегушках, но зато на побегушках у очень значительной персоны. Потому, по сути, был не просто шестёркой, а шестёрищей. И ребята с ним ходили очень крепкие, уж что-что, а морду набить могли любому, не только группой, но и поодиночке — запросто.
— Значит, это он один их всех, да? — задумчиво переспросил Пингвин, предпринимательские инстинкты которого встрепенулись в пока еще неясном ему самому предвкушении, и принялся прогуливаться вдоль камеры. Смутная мысль все больше и больше облекалась в конкретную форму.
Нет, конечно, курочка по зернышку клюет, и тише едешь — дальше будешь — тьфу ты, Афоризмыч, всё-таки, пагубно влияет, уже и думать афоризмами начинаешь. В общем, основным принципом жизни Пингвина всегда была разумная осторожность: бери понемногу, жадность ведь и сгубить может. Корж, когда в себя придет, отстегнёт ему, Серёга Ломцев занесёт, да и за ночной разъезд он уже собрал себе кое-какую сумму. И вчера так было, и завтра так будет. Потихоньку, не спеша — так и наберёт себе на… На что он себе набирал, Пингвин не задумывался. Ему просто нравилось набирать — медленно, но верно. И мысль о рискованных безумствах никогда не приходила ему в голову, но тут…
Эх, была ни была, в конце концов, он ничем особо не рискует. По крайней мере, на первых порах. А потом видно будет. Правда, нужно бы сначала заручиться согласием будущего участника… Пингвин покосился на расцветающих синяками товарищей Коржа и на миг засомневался. Потом махнул рукой: довод в виде пистолета уговорит кого угодно.
Ещё немного посомневавшись, он достал сотовый:
— Это Агапов Антон звонит, из сто второго. Слушай, отборочные туры уже прошли или я ещё успею?.. Да у меня тут появился один кандидат на примете… Уже сегодня?.. Спортзал ПТУ? А где?.. Свиблово… В девять. Ладно, спасибо… Не знаю, сам посмотреть хочу — это, типа, тёмная лошадка… Ага, давай, до вечера… Эй, Афоризмыч, — задумчиво постучал Пингвин по решетке, убирая сотовый в карман, — Выдай-ка чё-нибудь этакое про риск. Ну, кроме шампанского, ясен пень.
— Когда терять нечего, можно рискнуть всем, Жан-Луи Лэ.
Мент поморщился:
— Нет, не подходит. Я буду рисковать осторожно.
— Без риска победив, без славы торжествуешь, Пьер Корнель.
— Придурок, — плюнул Пингвин.
— Будь осторожен, не попади под чужое колесо фортуны, Станислав Лем, — рискнул предположить Афоризмыч.
— Козёл, — раздраженно махнул рукой мент и в сердцах пнул ботинком решетку — в опасной близости от спины бомжа. Афоризмыч на всякий случай отодвинулся подальше. Пугавший его молчаливый мужик на него, вроде, внимания не обращал, а вот от «начальника» ему, того и гляди, сейчас достанется.
— Риск — благородное дело, — выпалил он.
— Вот, это мне уже нравится, — просиял Пингвин. — Кто-то из классиков?
— В некотором роде, — отозвался бомж-интеллигент. — Из кинофильма «Место встречи изменить нельзя».
Илья не столько заснул, сколько провалился в сюрреалистический бред, из которого не было выхода. Он плутал в ярких лабиринтах странных видений, его кружила карусель поразительно чётких галлюцинаций, и, казалось, эта горячка будет длиться вечно.
В себя конквестора привел чей-то настойчивый голос и ощутимая тряска.
С трудом открыв глаза, Илья увидел над собой лицо рыжего Патрокла. Тот что-то говорил; слова звучали для Ильи неразличимым набором звуков. Сколько он спал? До сознания дошло настойчиво повторяемое Патроклом «» — битва. Ну, разумеется, битва — ради чего еще его бы стали беспокоить.
Илья пытался сосредоточиться, но у него никак не получалось. Беспричинное раздражение захлестывало волнами, и не дать им себя унести ему удавалось с большим трудом. Мысли путались, кости ломило. Голова, казалось, вдвое прибавила в весе. Одновременно она словно бы парила над землей, на какой-то непривычной высоте. Язык одеревенел, горло пересохло. Взмокли спина и руки… Да что же за болезнь такую он подцепил? Илья проглотил ещё одну из оставленных Яном таблеток и встряхнул головой, пытаясь прояснить мысли. Это уже явно не банальная простуда, это что-то куда серьёзнее. Нужно вернуться в Москву и сходить к врачу. Но прежде…
Прежде его ждала ещё одна битва.
Очередной провал в памяти — и Илья пришёл в себя уже на краю расчищенной площадки, облаченный в доспехи. Две армии столпились по краям импровизированного ринга, в центре его поджидал какой-то воин.
Больше всего на свете Илье хотелось плюнуть на всё, развернуться и уйти. Лечь и очень долго не просыпаться… Но уйти нельзя, нужно биться…
Кому нужно?
Ему — не нужно! У него кружится голова, его тошнит, и напрочь отсутствует координация движений. Но разве его спрашивают? Нет! Его отправляют сюда, к Трое, заставляют жить в ужасном смраде, спать на вонючих шкурах, жрать жёсткую козлятину и запивать ее кислым вином, разыгрывать из себя героя и подставлять шею под меч! А он, может, вовсе и не хочет геройствовать? Чёрт бы их всех побрал!..