Оборотная сторона героя
Шрифт:
— П-петя, — проблеял Пингвин, силясь понять, что от него надо могущественному Богдану Ивановичу.
— Петя? — нехорошо усмехнулся Богдан и вперился жёстким взглядом в полицейского. — А теперь слушай сюда, мент паршивый, — негромко продолжил он, и Пингвина прошиб ледяной пот — они всё про него уже знают! — Это — друг моей семьи. Очень хороший друг. Я, так и быть, прощу тебе то, что ты силой приволок его сюда, но только если ты немедленно исчезнешь, ясно тебе?
— Ясно, — отозвался Пингвин, уже пятясь к выходу. — Очень, очень хорошо ясно.
Богдан проводил пухлого
Богдан собирался немедленно позвонить Тагиру и сообщить, что обнаружил их общего приятеля.
Но, вспомнив о ставках, которые делали на этого бойца, передумал.
«Я обязательно заберу тебя, парень, и сообщу брату. Но сначала я посмотрю, каков ты в бою».
Выйдя к Шушморскому капищу, Илья без раздумий завёл оставленную Яном машину. Он не был уверен, что в состоянии сидеть за рулем, но точно знал, что ждать несколько часов, пока его не заберут, не сможет. Конквестор хотел только одного — побыстрее добраться до дома, упасть на кровать и заснуть, получив передышку от боли. И уже потом — в техцентр, за лекарством. А затем — обратно, в проход, к Трое. Хотя… Кто бы знал, как ему надоело нести на себе бремя ответственности за удержание расползающегося по швам хода истории! Почему это должен делать именно он? Вот не вернётся он к Трое — и всё тут! Пусть кто-нибудь другой идёт и притворяется Ахиллом! Пусть другой изо дня в день подставляется под мечи троянцев! Пусть делают что хотят, хоть сами строят коня и залезают внутрь! А с него — хватит!
До дома Илья добрался только ночью; действие лекарства к тому времени почти закончилось, появились предвестники боли. Лифт, как всегда, не работал, и он едва не закричал от досады. Подъем до квартиры занял, казалось, целую вечность — каждый лестничный пролет превращался в Эверест. Сил добраться до спальни не осталось — Илья рухнул на диван в зале и постарался забыться…
Когда он пришел в себя, боль затихла; снова появилась трезвость мышления и понимание того, что возвращаться в Трою всё-таки надо. А ещё надо стиснуть зубы и перебороть болезнь. И желательно всё-таки своими силами, без лекарств. По крайней мере, без тех специфических препаратов, которые готовит их техцентр.
Илья принял душ, включил на кухне чайник и устроился перед телевизором в зале. Тот бубнил новостями и надрывался рекламой; чайник на кухне шипел, закипая; гудели горячей водой оживленные муниципальными службами батареи. Тихо, мирно, привычно. Несмотря на беспричинную ярость, преследующую его последнее время, на этот раз посторонние звуки Илью не раздражали, а умиротворяли. Он дал им себя унести и погрузился в блаженное небытие…
Илью разбудила боль.
Наверное, Ян всё-таки прав — организм должен сам бороться с болезнью. Но на это нужно время. А сейчас времени нет — Троя ждёт.
Так рассуждал про себя Илья, оправдывая только что принятое им решение: как только чуть-чуть отступит боль, он поедет в техцентр за таблетками.
В «Сёстрах Хилтон» на следующее после разгрома утро появилась вся команда в полном составе. Мрачный и ещё более бледный, чем обычно, Хохлома сидел на высоком стуле в студии и принимал соболезнования, время от времени трогая повязку на голове и еле заметно морщась, когда кое-кто из «охранников» его галереи говорил что-нибудь особо глупое.
— Это хорошо, что они в тебя промахнулись, — ободряюще хлопнул его по плечу один. Как же его — Боря, Коля?..
— Они не промахнулись, — процедил Хохлома, задетый фамильярным жестом. — Они именно так и целились.
— А чего это они?..
— Чего это они чё — чего Хохлому не убили? По-твоему, лучше бы убили? — вскинулся стоявший позади Ломец. Он прибыл на место разгрома ещё прошлой ночью и с той поры студию не покидал и так и пылал благородной яростью.
— Да нет, я совсем не то хотел сказать, — парень немедленно стушевался и испуганно отступил. — Я просто имел ввиду… ну…
— Они специально только ранили, а не убили. Типа — припугнули, — удовлетворённый смятением парня, пояснил Ломец.
— Уроды, — резюмировали присутствующие.
Хохлома потянулся левой рукой к чёлке и резко отдернул руку, едва дотронувшись до бинта. И вздохнул. Как жаль, что даже в его культурном, утончённом бизнесе перераспределения произведений искусства нельзя обойтись без исполнителей, без всех этих примитивных, необразованных, но, тем не менее, так необходимых для грязной работы хамов.
— Они, типа, не поверили, что ты реально не знаешь, где груз, да? — выспрашивали собравшиеся. — И решили, что мы груз где-то втихую сложили, а их решили кинуть.
— Именно, — нехотя подтвердил Хохлома.
Присутствующие недовольно заворчали.
— И что, мы это просто так оставим? — наконец, спросил кто-то, выражая общее мнение.
Хохлома обвёл взглядом своих исполнителей и вздохнул: похоже, они загорелись жаждой мести. А тот факт, что мстить придется противнику куда сильнее их самих, по видимому, никому ещё не пришёл в голову.
— Разбираться с этим будем потом, — повернув голову к окну, тихо сказал Хохлома. — А пока нам нужно отыскать груз.
— Зачем это? Чтобы им отдать? После того, что они сделали?
— Не пойдёт! Сначала замочим, потом отыщем груз!
Хохлома обернулся и резанул по собравшимся ледяным взглядом. В прозрачных глазах на миг ярко вспыхнуло что-то такое дикое и буйное, что это заметили даже самые невнимательные и притихли. Затем это нечто погасло, Хохлома погладил кончик выбившейся из-под повязки чёлки и негромко, но твёрдо приказал: