Оборотная сторона героя
Шрифт:
И даже если накажут с конфискацией — всё равно две квартиры записаны на жену, а роскошная дача — на тещу.
Весь день в просторном помещении «Бастиона» царила тягостная тишина. Почти все конквесторы пропадали в проходах, а оставшимся в Москве, несмотря на ряд неразрешенных проблем, делать было нечего: розыск Ахилла лежал на плечах правоохранительных органов, за цыганом, которого видели в обществе Ахилла, отправился Арагорн, других зацепок нет, следовательно, все остальные временно не у дел.
Василий, вернувшись после непременной утренней тренировки в «Октагоне»,
Оживление наметилось только вечером — в дверях, в сопровождении сияющего Бориса Моисеевича, показался Бисмарк. Усталый, с обветренным лицом и темными кругами под глаз, тот выглядел порядком измученным, но при этом довольным.
Кличка «железного канцлера» появилась у конквестора так давно и прикрепилась к нему настолько прочно, что порой он и сам забывал своё настоящее имя и представлялся просто Бисмарком. На самом же деле, звали его Отто. Мать Отто была из семьи очень традиционных поволжских немцев и решила наградить своего отпрыска исконным германским именем. Имя пришлось как нельзя кстати — Отто, хоть и родился и вырос в России и долгое время не знал ни слова по-немецки, выглядел типичным арийцем: длинный череп, стрижка почти под «ноль», маскирующая рано появившуюся залысину, узкое лицо, глубоко посаженные голубые глаза, резко выступающий подбородок. Всё это, помноженное на развитую мускулатуру, скупые жесты и несколько угрюмое выражение лица производило весьма внушительное впечатление на посторонних.
Олеся при виде Бисмарка радостно взвизгнула и подскочила его обнять. Аркаша появления коллеги попросту не заметил, Тарас с завистью и восхищением глазел на человека, только что вернувшегося из прохода, а Василий приподнялся пожать ему руку. И даже Папыч оставил на время телефон и, встав в стеклянных дверях кабинета, скупо прокомментировал, глядя на уставшего смотрителя:
— Что-то ты загулял.
Бисмарк криво улыбнулся, — срок его крайнего невозвращения почти истёк, ещё несколько дней, и в проход ушли бы уже на его поиски.
Конквестора отправили вслед за лыжником, залетевшим во время прогулки вдоль речки Яхромы в проход к Дублину двенадцатого века. Местность вокруг прохода, у семиглавой сосны и деревянного идола, всегда посещало немало народу, а лес вокруг пользовался особой любовью лыжников, но люди пропадали редко, потому что для активации прохода в него требовалось не просто идти, а падать, причем обязательно спиной. Несчастному лыжнику не повезло — споткнулся и упал он ну в очень неудачном месте.
— Докладывать? — спросил Бисмарк у шефа.
Папыч неопределённо взмахнул рукой. Конквесторы всегда охотно делились подробностями, если успешно возвращали пропавших из проходов. Если же нет, то доклад обычно проходил у шефа в кабинете, за закрытыми дверями.
Василий подсел поближе. Самому ему в Дублинском проходе бывать не приходилось, и потому о битве между королем Ирландии Брианом Бору и датчанами он знал только в теории и слушал рассказ Бисмарка с искренним интересом. Впрочем, интерес интересом, но заглянуть туда на денек, чтобы самому на все посмотреть, Василию никогда не хотелось. Война остается войной, будь то римские легионы в галльских лесах, крестоносцы под стенами Иерусалима или французы под Москвой. Меняются оружие и военачальники, меняются тактика и декорации, штандарты и мундиры, а грязь, кровь, вонь и страх — они везде одинаковы.
Бисмарк провел в проходе почти месяц: в хаосе, поглотившем Ирландию, найти пропавшего человека представлялось почти невозможным. С севера к Дублину шёл устрашающий флот скандинавов, на западе ирландцы дотла выжгли окрестности и, перейдя реку Лиффе, двинулись на север, чтобы соединиться с союзниками. Мирное население в панике разбегалось. После битвы у Клондарфа пьяная армия Бриана, расквартированная в Дублине, принялась на радостях крушить город, и отыскать в этом безумии одинокого лыжника из Подмосковья стало практически нереально.
Три недели тщетных расспросов, три недели безнадёжных поисков. Много раз, услышав об очередном чужеземце, Бисмарк надеялся — тот самый лыжник! Но раз за разом это оказывался отбившийся от своих датчанин, неудачливый оркнеец или потерявшийся исландец — словом, солдат вражеской армии, которого ирландцы с удовольствием предавали смерти.
Конквестор уже был готов сдаться, когда ему, наконец, повезло. Бродя по разграбленному городу, ничем не напоминающему современный красивый Дублин, поражающий туристов внушительным обликом благородной старины, Бисмарк услышал, как двое солдат армии Маэлсехнайла, короля Мида, обсуждали чужеземца, говорящего на неведомом языке. Уже давно не питающий надежд на чудо, Бисмарк все же решил проверить слухи. И нашёл, наконец, измученного, испуганного лыжника. Ирландцы приняли того за викинга. Конквестор выкупил пропавшего у полупьяных солдат и…
Подходящий к завершению рассказ Бисмарка перебил вывалившийся из компьютерных дебрей Аркаша. После прокола с датой обновления цикла Шушморского прохода он взялся очень ревностно исполнять свои обязанности и немедленно оповещать обо всех мало-мальски важных новостях. Аркаша так спешил, что споткнулся о какую-то коробку и упал бы, если бы не мгновенно подхвативший неловкого аналитика Василий.
— Бразильская полиция объявила награду за поимку Арагорна и Алексея Алмазова, — выпалил он.
— За что? — ахнула Олеся в обрушившейся на помещении тишине.
— За похищение представителей ООН.
Кто-то настойчиво стучал в дверь, и этот звук с трудом проникал в сознание Арагорна. Сообразив, наконец, что стук ему не снится, конквестор рывком сел на кровати и огляделся. Постель не разобрана, Алессандра, полностью одетая, всё ещё спит, да и сам он вчера, похоже, заснул, так и не раздевшись.
Осторожно, стараясь не разбудить девушку, Арагорн поднялся, подошёл к хлипкой двери, глянул в глазок, а в следующее мгновение уже широко распахнул ее перед болезненно бледным, взъерошенным Лексом в светло-зеленой больничной хламиде.