«Оборотни» из военной разведки
Шрифт:
Суд установил истину и выдал шпионам по заслугам. Газеты «Правда», «Известия», «Красная Звезда» и другие за 1985 год сообщали о том, что Военная коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела уголовное дело по обвинению в шпионской деятельности агентов американской разведки супругов Сметаниных и приговорила: Г. А. Сметанина к исключительной мере наказания — расстрелу, С И. Сметанину — к 5-ти годам лишения свободы в ИТК строгого режима с конфискацией имущества…
Прошло несколько лет. По московской улице идет молодая, красивая женщина, низко опустив голову. Её бледное лицо, знавшее когда-то французский и португальский загары, сосредоточено. Это идет домой супруга Сметанина, досрочно освобожденная, по ходатайству органов госбезопасности, из места заключения. Она спешит к дочери. А в памяти ещё не стерлись воспоминания сытой и роскошной жизни за границей с престижным положением супруга, путешествиями по дорогам Франции и Португалии. Чего не хватало?
Проходит мимо своего бывшего дома и квартиры. Теперь там живут другие люди. Она направляется к отчему дому, где старики мыкают горе, позор и прозябание с внучкой, — её ребенком, ничем не виновным.
Где-то в душе просыпаются обида, злость, уныние, но они тут же и проходят, когда она открывает двери и к ней в объятия бросается вытянувшаяся и повзрослевшая дочурка.
— Мама, мама, как хорошо… теперь мы будем жить вместе?! Мы вместе — ура! Не расстанемся никогда, правда, мама?
Женщина плачет от счастья, слёзы катятся градом. В окно светит яркое весеннее солнце, предвещая наступление погожего дня. Впереди новая жизнь — трудная, но свободная и честная!
Черная зависть инициативника
Завистник сам себе враг, потому что страдает от зла, созданного им самим.
Майор Бушин [2] полтора года как возвратился из длительной заграничной командировки во Францию, где проходил службу в должности помощника военного атташе. Материально обеспечил семье вполне сносную жизнь: купил машину «Нива», приобрел мебель, приодел семейство. Командование улучшило жилищные условия, предоставив на четверых трехкомнатную квартиру, определило его на службу в центральный аппарат ГРУ. Всё было прекрасно — миловидная жена, послушные дети. Жизнь текла целеустремленно и весело. Начальство обещало ему вторую командировку туда же, учитывая его высокий технический профессионализм.
2
Фамилия заменена.
Июньское воскресное утро зажглось рано, разбудив хозяина упрямыми лучами восходящего светила. Майор любил понежиться в постели.
— Зина, — обратился он к жене, — давай мотнем сегодня на Царицынские пруды — водичка там теплая.
— Чудесно, я согласна. Дети будут рады.
Выехали через пару часов. Солнце уже припекало, но через приоткрытые стекла дверок машины залетал сквознячок, бодривший разомлевших пассажиров. Две дочки сидели на заднем сиденье и забавлялись котенком Тимошей, который никак не мог привыкнуть к новым условиям обитания. Он то мяукал, то пытался просунуть мордочку в щель приоткрытого окна, то угрожающе испуганно шипел, забираясь под переднее сиденье. Мать тоже подключалась к забавам дочерей. Только водитель был невозмутим, сосредоточенно наблюдая за дорогой. По этому маршруту он ехал впервые.
Вот и место отдыха с массой отдыхающих И не умолкающим шумом. Пруд местами рябил, облитый желтым солнечным маслом.
Какая красота! — выдохнула жена.
— А разве в Париже нам было хуже? — заметил супруг.
— Там ощущалась временность проживания.
— Я ее не ощущал.
— Кстати, ты знаешь, как называлось раньше село Царицыно? — спросила Зина.
— Нет.
— Черная Грязь. Здесь работал великий Баженов, мечтавший связать архитектуру с природой.
Лужайку, которую они выбрали, покрывала трава. О берег едва плескалась вода. В настороженной неподвижности летнего полудня дрожала жестяная листва осинки, стоявшей рядом. В отяжелевших и склонившихся к пруду зеленых гривах кустов майору рисовались воды Версальского озера, на берегах которого он часто бывал с семьей.
— История царицынских строений, — продолжала жена, — восходит к правлению Екатерины. Именно она дала зодчему очередной заказ построить здесь загородный имперский дворец. Десять лет самозабвенно трудился Баженов, и в Царицыно появляются здания, мосты, беседки, где красный кирпич и белый камень соединились в причудливые узоры.
— Иностранцы приглашались к работам? — поинтересовался Петр.
— Нет. Стрельчатые пролеты, арки, зубчатые башни, летящие фигуры, фантастические звери — химеры, — всё это создано руками крепостных, умом великого архитектора и было похоже на удивительную русскую сказку. Постройка ещё не была закончена, но Екатерина пожелала взглянуть на плод императорского желания. В 1785 году она приезжает на стройку, но почему-то была не в духе. По одной версии, венценосной особе якобы донесли, что мастер стал на сторону ее недругов, замышлявших чуть ли не погубить её. Когда из-за густых деревьев показались первые строения, Екатерина остановила карету и, нахмурившись, спросила: «Что это за чудище? Это острог, а не дворец! Сломать его до основания!»
На следующий день те же самые крепостные каменщики, которые ещё вчера трудились над созданием дворца, начали его рушить. Поседевший за эти дни Баженов приезжал каждое утро в Царицыно и со слезами на глазах часами смотрел, как рушатся творения его души и рук мастеров. Скоро он слёг…
Вот такая история произошла на этой земле. Если бы осуществился баженовский замысел, мы бы с вами купались в великолепии не хуже версальского.
— Ну ты, Зинок, и даешь, рассказала не хуже опытного гида. А вообще пора искупаться…
Возвращались домой отдохнувшие, хотя и слегка разбитые дневным зноем. Под впечатлением рассказанного женой, сидя за рулем и ведя машину теперь уже знакомым маршрутом, Петр мог немного расслабиться. Он предался приятным воспоминаниям о времени, проведенном во Франции. Вспомнился Лувр, слившийся с изумительным садом Тюильри. Старые каштаны по весне молодо зеленели. Они с женой и детьми спокойно прохаживались по Елисейским полям. И опять каштаны, каштаны, каштаны. На ветвях — конусные соцветья, похожие на елочные свечи. Грезились сумерки, окутавшие Париж фиолетовыми тенями, гребенчатые кровли с флюгерами, маленькие балкончики и стены старинных домов, увитые плющом и жимолостью. Как-то они шли по городу на исходе гаснущего дня. На фоне перламутровых облаков виднелся собор Нотр-Дам. Золотой лентой блестела Сена.
— Зина, ты помнишь наше посещение собора Парижской Богоматери?
— А как же! Там перед галереей королей и святых, стоявших в нишах портала, я присела на балюстраду, все представляя седое вчера.
— Нет, нет, я никогда не смогу забыть собора, — проговорил в задумчивости Петр. — Может, Бог даст, ещё раз съездим в Париж.
— Дай Бог. Как забыть статуи, — конные и пешие, коленопреклоненные и стоявшие во весь рост, королей древней Лютеции в зубчатых коронах, епископов в трехъярусных тиарах, воинов в доспехах, грозно опирающихся на громадные мечи. А ты, я не знаю, обратил ли внимание на то, что одни были изваяны грубо из простого камня, другие — из мрамора, успевшего пожелтеть. Эти фигуры мне казались тогда живыми, готовыми вот-вот сойти с постаментов.