Оборотни тоже смертны
Шрифт:
– А это тот, чья кодла тут бегает по окрестностям с красными лентами и беспредел разводит.
– Это они людей в деревне позавчера расстреляли?
– С Чигиря станется. Я-то про эту деревню не слыхал. Я-то думал, он к вам с дружбой станет набиваться. Дескать, он красный партизан и тоже бьет немцев. Так вот я и шел, чтобы вашим сказать: ссучился Чигирь. Фрицам продался.
– Давай-ка по порядку. Кто ты такой? Откуда его знаешь? Кто он такой?
– Почему бы не рассказать? Рассказать можно. Только покурить дайте. Три дня не курил.
Мельников кинул ему пачку сигарет. Вор затянулся и начал.
– Дело, значит, такое. Я, как уже сказал, вор. А Чигирь…
– Партизанили, что ли? – усмехнулся Мельников.
– Зачем мне к чужим делам примазываться? Я вам все честно прогоняю. Вот вы, может, партизаны. Дело ваше. А мы – так. Жили себе. Бывало, конечно, и пощипывали полицаев, когда они обозы со жратвой двигали. Но там подвигов-то никаких. Пару раз из кустов пальнешь – они все и разбегались.
– А где ж зимовали? – недоверчиво спросил Мельников. Таких вот банд – их и называли «зеленщиками» – в сорок первом было полно. Но это летом можно в лесу сидеть. А зимой все сложнее.
– Ха, да мало мест, что ли? Там, за Барановичами, такие дебри… есть деревни, куда ни немцы, ни полицаи ни разу не совались. Мы по справедливости жили. По воровскому закону: где едим, не гадим. Местных не трогали – наоборот, делились кое-чем, что удавалось добыть. Ну и вроде как охраняли. Да и бабы там одинокие… Все нормально, все были довольны. А этой весной сюда, в эти места переползли. И вот случилось такое, грохнули мы один обоз с солью. Соль-то, сами знаете… сейчас почище рыжевья будет. Кое-что сменяли на самогон – и перепились, как дураки. А нас шумы и накрыли. Видать, обидно им стало за соль. Я успел уйти, а их всех кого убили, а большинство повязали. Достоверно знаю: их отправили в Слоним, в гестапо или куда-то вроде этого. А через две недели – глянь – Чигирь снова гуляет. Вот и прикиньте. Что, фрицы такие добрые, чтобы людей, которых они с оружием в руках взяли, на волю выпускать? Да они, если один патрон найдут в хате, – всю семью вешают! И то сказать. Мы до этого беспредел не творили, да и красные ленты никогда не носили. Наше дело – сторона. Вот такие дела.
– Где может быть Чигирь, знаешь?
– Догадываюсь. Тут километрах в двух стоит пустой дом возле болота. Откуда я шел, пройдете метров двести, увидите – туда ведет просека. Я сам там укрывался. Да вот с утра увидел, что Чигирь с кодлой идет… насилу смылся.
– А что же от дружка бегаешь?
– Был он мне дружок. Но я так рассудил: если к нему попаду, то мне либо с ним, либо на тот свет. А с ним мне не по пути.
– Что ж так? Сознательность проснулась?
– С сознательностью у меня не очень. Но я Сеня Одесский! Не поняли? Натанзон моя фамилия. Так что с вами мне не по пути, но уж с фрицами – тем более. Чтобы они, как только у кого-нибудь из их бугров в мозгах что-нибудь переклинит, меня тут же к стенке или в Березу? Не слыхали про Березу? Лагерь там был еврейский. Да только больше нет лагеря. И тех евреев тоже нет.
– Что с ним делать будем? – спросил Макаров.
– Пусть проваливает. Только без винтовки. На всякий случай.
– А он нас не заложит?
Сеня засмеялся.
– Парень, ты сам подумай. Зачем бы я тебе тогда это
Сеня повернулся и пошел. Пройдя несколько шагов, остановился.
– И еще одну вещь я вам скажу. В Козловичне староста – ваш. Или сочувствует.
– Откуда знаешь?
– Когда Чигиря взяли, я там скрывался. Под видом бежавшего из плена. Он знал, что я в деревне. И не сдал. А ведь в Козловичне пятьдесят полицаев стоят. Причем хохлы. Это самые звери. А живет староста – третий дом от мельницы, наличники на окнах зеленые. Да на нем и табличка висит, дескать, тут бугор обитает. Зовут старосту Юрий Еременко. Ну, прощевайте.
Разведчики смотрели, как Сеня скрывается среди деревьев.
– Может, зря мы его отпустили? – задумчиво спросил Макаров.
– Может, зря. А может, и нет. Кто его знает, как все повернется. Мы ведь разных людей в лесах видали. С этими-то все ясно. Но вот бывало, встречаешь какой-нибудь отряд. Вроде бы партизаны. Вроде бы даже по фрицам стреляли. Иногда. Но с нами никак общаться не хотели. Дескать, мы сами по себе. Но если он нам про этого Чигиря не соврал – какая-то польза уже от него есть.
Глава 3
Атака втемную
23 апреля, деревня Козловична
Сумерки застали разведчиков в кустах возле деревни. За день они успели сделать много. В частности, наведались к домику лесника. Там и в самом деле базировалась эта самая банда – человек двадцать разнообразно одетых и вооруженных, весьма расхристанных субъектов. С красными лентами у них и в самом деле все было хорошо. Вообще-то у настоящих партизан с этим делом было по-разному. В некоторых отрядах красная лента на шапке была чем-то вроде формы, а в других их вообще не носили. Но тут было все как-то очень уж демонстративно. На шапках – лента, на груди – лента. Чтобы уж точно не перепутать. Бандиты бесцельно шатались вокруг дома. Внаглую дымил костер, на котором что-то готовили.
Но при всем этом порядка у Чигиря было больше, чем можно было бы предположить, столкнувшись со сборищем «зеленых» уголовников. Часовые имелись – и несли они службу довольно исправно. Обычно же «зеленые» не считали нужным и часовых выставлять… Впрочем, разгадка быстро нашлась. Наблюдая в бинокль за лагерем, Григорий приметил среди расхлябанных бандитов двух людей с явно военной выправкой, хоть и в гражданской, но очень аккуратной одежде. Понятно. Немцы не отпустили банду в белый свет, а приставили своих людей. И это бы все ничего. Но старшина подполз поближе и из обрывков разговоров – благо бандиты почему-то переговаривались во все горло – понял, что наутро отряд собирался сниматься. Вот это было совсем худо. До базы отсюда было около сорока километров. То есть пока они дошли бы, пока вернулись бы с подмогой… Ищи ветра в поле.
– Какая разница! Устроим засаду. Рано или поздно они вернутся, – предположил Макаров.
– Может, вернутся, а может, и нет. К тому же сколько они еще гадостей наделают!
– А что делать будем?
– Черт его знает. Слушай, мы все равно ничего не теряем. Уж разведывать местность – так до конца. Надо нанести визит этому старосте в Козловичну. Тут километров семь. Если он и в самом деле нам сочувствует, будет у нас помощник.
С темнотой партизаны без проблем достигли деревни и прокрались по задам к нужному дому. Мельников осторожно заглянул в окно. Он увидел мужчину, сидящего за столом и пишущего что-то на листе бумаги. Больше никого в хате не было.