Оборотни
Шрифт:
— Три года пустоты. Так долго мне пришлось это переносить, — жаловался он, пока машина катила на север со скоростью в шестьдесят километров в час, а изношенная выхлопная труба клубилась дымом. — Три года без малейшего признака дохода. Только счета от компании, которая снабжала меня товаром. Если они захотят получить его обратно, пусть приходят и забирают. Все это добро у меня в квартире.
— Почему же так получилось? — спросила Билли.
— Я не прекращал делать заказы, чтобы у меня был запас и чтобы они не сомневались во мне. Духи, туалетная бумага, зубные и всякие другие щетки. Что душе угодно, все у меня было. Они думали, что я торгую целым состоянием. А я думал, что когда дела пойдут получше, я все продам с прибылью.
— Вам не следовало держаться за это. Всегда все меняется.
— Но не тогда, когда появляются судебные приставы, эта жирные «вести».
— «Вести»?
— Ну эти, с федеральных земель с Запада. Мы гости с Востока. Воссоединение показало мне кукиш.
— Итак, вы сбежали.
— Совершенно точно. Вы бы взглянули на них! Крупные педерасты. Почти такие же крупные, как и счета, которые они хотели заставить меня уплатить. Я не собирался зависать там и спорить с ними. Хлопнул им дверью в морду, перепрыгнул через заднюю стенку и отвалил в Берлин. Провались он в задницу, этот Коттбус. Чтоб они все там переварились.
— Сигареты не найдется?
— Не курю. Пришлось отвыкать. Слишком дорогая привычка.
— Ну, а катиться пошустрее эта тачка может? — обозлился Эдем, не обращая внимания на довольное выражение лица Билли.
— Может, если вы торопитесь отдать концы. Особый продукт Цвикау. Там их клепают. Говорят, что политика состояла в том, чтобы они медленно двигались. Таким образом преступность сохранялась на низком уровне. Никто не мог удрать от полиции.
— Поэтому-то вы и не вызвали полицию?
— Так все в бегах. Это же Германия! Перемещайтесь, и, возможно, вы возьмете свое. Вы понимаете, например, почему они были за Гитлера?
— Нет, — ответил Эдем.
— Вы видите только то, что он сделал с евреями. И войну. Это, конечно, нехорошо. Но до войны он был велик. Он возвратил немцам гордость. Наполнил людям животы. Это нечто такое, что важно для жизни. Вместо того отчаяния, в которое приходили мои деды. Но он зашел слишком далеко. Теперь же со всеми этими беспорядками, со всеми нашими затруднениями, мы могли бы принять кого-нибудь вроде него.
Эдем ничего не сказал; на этом уровне разговор был бесполезным.
Спустя полчаса они въехали в пригороды Берлина.
— Где вы хотите, чтобы я вас выкинул? — спросил Бернард.
— В Тиргартене. Знаете такое место?
— Никогда раньше не бывал там. Даже после того, как снесли Стену. Но указатели есть, доедем. Это там, где Рейхстаг. В Тиргартене, кстати, собираются и ваши люди.
Вы о ком?
— Президент. Американский президент. И русский. Они находятся здесь для большой церемонии в Рейхстаге. Со всем бундестагом. Настоящий парламент для единой Германии. В первый раз после того, как эта шарага сгорела. Говорят, что это вроде люди Гитлера затеяли. Балаган какой-то. На хера его сжигать? В конце концов, они арестовали одного коммуниста. Во всем винят Гитлера. Даже…
— По какому поводу церемония? — прервал его Эдем.
— Какой-то торговый договор между Европой, Америкой и Россией. Якобы первый шаг к общемировому рынку. Это газеты заливают. Мол, большая-пребольшая сделка. А я так думаю: если участвуют русские, они всех, как когда-то нас, разнесут вдребезги.
— Когда же состоится эта церемония?
— Кажись, завтра. Нет такой шишки в мире, которой там не будет.
— Вот оно что! — Эдем повернулся к Билли и сказал по-английски: — Должно быть, это и есть то самое.
— Это уж чересчур крупное дело, — отвечала Билли. — Нам придется пройти мимо.
— Не оставлять же его только для полиции. Да еще с убийством Гуденаха на нашей шее. На объяснение уйдет куча времени.
— Я-то, простак, поверил, что вас не преследует полиция! — вдруг забеспокоился Бернард. Они догадались, что он понимает английский.
— Успокойтесь, мы ничего плохого не сделали, — сказал Эдем. И снова повернулся к Билли: — Пойти в посольства. Это единственный путь. Связаться с сотрудниками наших разведок. — Он указал на портативную рацию, которая висела на шее у Бернарда. — Позвольте мне воспользоваться ею.
— Не работает, — пожал плечами Бернард. — Я ведь стырил ее.
— Да вы больший плут, чем…
— Хочешь быть бизнесменом, надо выглядеть соответственно. По крайней мере, за мной нет мокрых дел.
— За нами тоже. Но нам обязательно надо выяснить, где расположены британское и американское посольства, чтобы…
Слова Эдема были прерваны полицейской сиреной. Зеленый «БМВ», с голубыми подфарниками и мигающими красными фонарями, мчался за ними, требуя остановиться.
— Боже! — вырвалось у Эдема.
— Мне, наверное, следовало вас предупредить. Эта машина тоже сперта, — признался Бернард, подъезжая к бордюру. — Подлючие копы.
Патрульная машина остановилась перед ними. Эдем бросил на Билли предостерегающий взгляд, когда двое полицейских выбрались из нее и подошли к ним. Эдем заметил, что один расстегнул кнопку своей кобуры; они не обязательно ожидали неприятностей, но были готовы к ним.
Водителю приказано было выйти из машины.
— Остаемся на месте, — сказал Эдем Билли, когда Бернард открывал дверцу машины и выходил из нее.
— Права! — потребовал полицейский.
Бернард вручил ему водительское удостоверение.
— Откуда едете? — спросил второй офицер, пока его коллега изучал документ.
— Из Лейпцига, — солгал Бернард.
— Но это же не дорога на Лейпциг.
— Черед Дрезден. Повидался с некоторыми друзьями.
— Предъявите документы о страховке и регистрации машины, — сказал первый полицейский, возвращая права.