Оборванные нити. Том 2
Шрифт:
— Голова сильно болит?
Он собрался было соврать, но отчего-то передумал. Молча кивнул, не смея встретиться с ней взглядом. Ольга подумала несколько секунд, потом снова села за стол.
— Сделаем так, Саблин: ты смотришь «стекла», потом я тебя лечу, а потом ты лежишь и не дергаешься, а я читаю тебе вслух материалы из «Архива патологии».
— Но…
Он попытался было протестовать, однако Ольга перебила его:
— Саблин, у тебя жуткий блефарит вместе с конъюнктивитом. А «Архив патологии» валялся Бог знает где, там полно аллергенов, даже просто книжной пыли, которая тебе сейчас категорически противопоказана. На микроскоп я готова согласиться,
— Но я плохо воспринимаю на слух, — заныл он, — мне надо глазами…
— Ничего, приспособишься, — безмятежно ответила она и налила ему чай.
Просмотр стеклопрепаратов не принес ничего нового по сравнению с тем, что ему сказала Ольга по телефону. Но теперь Сергей мог описывать результаты микроскопического исследования с полной уверенностью. Ольга измерила ему давление и укоризненно покачала головой — цифры оказались просто устрашающими, заставила положить под язык гипотензивный препарат, сделала ему массаж шеи, от которого он чуть не визжал — настолько это было больно, потом укол диклофенака, растерла спину специальной противовоспалительной мазью, наложила на поясницу полиэтиленовый пакет и сверху повязала широким поясом из собачьей шерсти, промыла глаза каким-то снадобьем, приготовленным из подручных средств, и уложила на пол, подстелив толстое одеяло. Сергей лежал на спине, чувствуя на глазах приятную влагу компресса и тепло, растекающееся по всему телу от подложенного под затылок аппликатора с острыми иголками из разных сплавов, а Ольга сидела на диване и неторопливо просматривала материалы из старой папки, читая вслух заголовки и отдельные выдержки.
Он лежал неподвижно, но чувствовал себя ужом на раскаленной сковороде. Как это так: он, Серега Саблин, молодой мужик, здоровый как бык, — и болеет?!?! Да как же это возможно? Лежит и не может делать свою любимую работу! Лежит с компрессом на глазах и не в состоянии прочитать такой важный и нужный материал, чтобы закончить наконец поиск ответа на вопрос: от какой болезни умер Миша Демин? И можно ли было это предвидеть и предотвратить? Есть ли виноватые в том, что произошло?
— Оль, ты ничего не пропускаешь? — тревожно спрашивал он то и дело.
— Успокойся, Саблин, — мягко отвечала она, — я читаю тебе все подряд.
— Нет, — упрямился он, — ты читаешь только заголовки, а они далеко не всегда отражают содержание. Ты можешь что-то пропустить.
— Я ничего не пропускаю, не волнуйся, я просматриваю каждый материал.
— Но ты просматриваешь по диагонали! Вот ты мне сейчас прочитала… Дай я сам посмотрю! Мне кажется, там может быть кое-что важное.
— Лежи тихо! Не трогай компрессы! Там нет ничего важного, Саблин, поверь мне. Ты же давно уже убедился, что я достаточно профессиональна.
— Ну Оль, не обижайся, но ты живой человек, ты можешь чего-то не увидеть, что-то пропустить…
— Саблин, вот ты только что смотрел «стекла». Ты нашел хоть что-нибудь, чего я не увидела, пропустила, не заметила?
— Нет, но…
— Вот и лежи смирно. Будешь ерепениться — следующий укол диклофенака сделаю так, что неделю на попу не сядешь.
Он умолкал на некоторое время, напряженно вслушиваясь в голос Ольги, потом снова начинал нервничать и дергаться. Ну почему, почему все эти болячки обрушились на него одновременно и именно сейчас, когда нужно заканчивать экспертизу по случаю Миши Демина! Он не может просто так валяться на полу, как бесчувственная колода, он должен что-то делать, что-то предпринимать, ну хотя
— Саблин, — голос у Ольги был севшим, — я пойду теплого молочка с маслом выпью, ладно? А то уже горло болит, не привыкла я так много вслух читать, а тем более пыли в этой папке — видимо-невидимо. Сделаем перерыв, ладно?
— А что, мы уже давно читаем? — недовольно спросил он. — Что-то быстро ты устала.
— Саблин, — рассмеялась она хрипловато, — имей же совесть, мы читаем уже три с половиной часа, время — третий час ночи, между прочим. Я имею право на пятнадцатиминутный перерыв?
— Ладно, — проворчал он, — только побыстрее.
Он услышал, как Ольга пошла через комнату к двери.
— И не вздумай вставать или снимать компресс, — строго предупредила она.
Разумеется, именно это он и собрался сделать. Как только из кухни раздался звук открывшейся и закрывшейся дверцы холодильника, Сергей снял с глаз компрессы и с трудом повернулся. Встать на ноги пока не удавалось. Он перекатился на полу, подобрался к дивану и протянул руку к заветной папке. Просмотренные и прочитанные Ольгой материалы были аккуратной стопочкой сложены на журнальном столе, в папке оставалось совсем немного. Его внимание привлек файл с несколькими потемневшими от времени листками.
Это были статьи разных лет, посвященные крайне редкому заболеванию — кистозному медианекрозу аорты, или синдрому Эрдхейма. Кистозный медианекроз! Вот оно! Значит, никакие это были не новообразованные сосуды, а самые настоящие кисты! У Миши Демина был синдром Гзелля-Эрдхейма, названный так по имени двух немецких патологов, впервые его описавших.
— Оль! — закричал он. — Оля! Иди сюда, я нашел!
И тут же осекся. Как это — он нашел? Ольга же запретила ему снимать компрессы и брать в руки папку, не говоря уж об аппликаторе, на котором ему полагалось лежать аж до самого утра, хотя лично он считал, что вполне достаточно было бы и четверти часа. Но у Ольги было собственное мнение на этот счет и свои методы лечения. Ох, что сейчас будет!
Но ничего не произошло. И по тому, как спокойно и неторопливо Ольга вошла в комнату, Сергей сразу все понял.
Она нашла этот материал. Она его просмотрела и поняла, что это как раз то, что нужно. И подарила ему возможность найти самому. Он так долго, так мучительно искал ответ на вопрос о том, что же случилось с мальчиком, что любящая женщина просто не смогла лишить его радости открытия. Она специально ушла на кухню, хорошо зная Саблина и отлично понимая, что без надзора он в неподвижности и слепоте не останется, наверняка кинется читать сам. И прочтет. И обрадуется своей находке.
Ольга…
Оля…
В горле встал ком.
А в памяти всплыли слова матери о том, что медику нужна жена, которая будет ему соответствовать. Он тогда злился и ехидно спрашивал, в чем должно заключаться это соответствие: в норковых шубах и лайковых перчатках? Он считал себя правым, непогрешимым и искренне обвинял мать в снобизме и высокомерии. Значит, вот о чем она говорила…
А Ольга стояла в дверях комнаты, смотрела на него и молча улыбалась.
До самого утра Сергей так и пролежал на полу с компрессами на глазах. Иногда ему удавалось заснуть, и он просыпался каждый раз, когда Ольга меняла смоченные лечебным раствором салфетки. Он видел, как мерцает в углу комнаты экран включенного компьютера. А утром Ольга, сделав Сергею очередной укол и заставив промыть глаза, протянула ему дискету: