Обожание
Шрифт:
Ему нужен был Иона.
Он хотел любой ценой заполучить Иону.
ФРАНК
А я тем временем — давайте, ваша честь, ненадолго отвлечемся от трагического оборота, который принимают события, — бросил лицей. Чтобы быть поближе к Касиму, снял комнату на авеню Шарля де Голля, на окраине Шанселя, рядом с парижской автострадой: очень спокойное место, сами понимаете — машины, грузовики, шум и вонь! — но покоя я наелся по самое не хочу и теперь жаждал острых ощущений.
Мы с Касимом стали закадычными дружками. Он нашел работу в автосервисе недалеко от дома, ему исполнилось девятнадцать (он на три месяца младше меня), он был красив как бог и великолепно сложен, я был не таким крепким, зато за словом в карман не лез, мы отлично дополняли друг друга и проворачивали все более рискованные дела, чтобы жить припеваючи.
И мы с Касимом сказали себе: что ж, помечтаем! Мы живем в прогнившем обществе, так зачем корячиться, пытаться встроиться в него! Каждый день по телевизору показывали продажных политиков, которых никто и не думал беспокоить, зато Касима легавые тягали через два дня на третий: угрозы, оскорбления, личный обыск, наклонись, ну-ка, что там у тебя в заднице, все полицейские — педики, ваша честь, надеюсь, вам это известно, и мы подумали: вы считаете нас ворами — ладно, будем воровать!
Именно тогда я окончательно понял, как глупа крестьянская мудрость. Деньги есть деньги, но не стоит зарабатывать слишком много, нужно уметь ишачить, терпеть, затягивать пояс, быть покорным, готовым на жертвы — не веря ни в Бога, ни в рай после говенной жизни на земле, вообще ни во что не веря! Девять десятых человечества прозябают в нищете, говорил я Касиму, и нечего надеяться — мы никогда этого не изменим, так не будем терять время. Нужно урвать свой кусок счастья — никто не поднесет нам его на блюдечке. Я излагал все это Касиму, он слушал, разинув рот, и я чувствовал, ваша честь, что у меня будет не просто сообщник, а ученик! Мы молоды и красивы, говорил я, так воспользуемся этим, пока есть возможность! И мы воспользовались — еще как воспользовались, скажу я вам!
Мы не были законченными психами. В те годы, в 1984—1985-м, все больше молодых в Шанселе травили себя крэком, брат Касима окочурился от передозировки, а вот мы проскочили, потому что знали меру: нюхали только кокаин и курили травку. Все эти удовольствия стоят денег, вы не вчера родились, ваша честь, и наверняка знаете, как добывают бабки подобные нам парни.
Мы называли это пошарить в Шарите (усекли юмор?): к востоку от среднего города находится маленький городок Шарите, а на дороге между ними находится куча магазинов, торгующих по оптовым ценам. Там продается все — от мебели до обуви, и в выходные люди приезжают отовариваться. В конце дня мы прохаживались около касс, причем никогда не залетали дважды в один и тот же магазин, остальное можете домыслить сами. Никакого огнестрельного оружия — нам хватало Острого Перышка, того самого ножа, который Хасан, уезжая во Францию, доверил Латифе, сказав, что однажды он будет принадлежать их сыну. Ну да, Касим чуточку раньше вошел в права наследства, но мы очень хорошо заботились о ноже, любовно его полировали и точили, он был нашим амулетом.
Как же мы веселились на пару! Вам, наверное, было бы приятнее услышать, что мы чувствовали себя ничтожествами, но это не так: когда я вспоминаю то время, у меня сладко ноет сердце! Если добыча была хороша, мы отправлялись шиковать в Париж: гостиница на Елисейских Полях, девочки, шампанское, ночные клубы и прочие развлечения. Я готов был гулять в Париже до бесконечности, но только вместе с Касимом, а он не хотел надолго отрываться от семьи: его отец не мог один прокормить десять ртов, и в Касиме говорило чувство долга — как-никак старший сын. Если я говорил: «Ты мог бы оставить свою чертову работу в автосервисе!» — он отвечал: «Нет, это чистые деньги, и я с легким сердцем отдаю их матери».
Я же тысячу лет не видел мать и ее друзей, односельчан — всех, за исключением Фионы. В шестнадцать лет моя сестричка выглядела на все двадцать, у нее были потрясающая задница и дивные буфера, одно время я даже подумывал сам лишить ее невинности, но решил, что и так владею ею во всех остальных смыслах, да и не очень-то мне хотелось трахаться с ней, потому что у мужика в койке отказывают тормоза, а она должна была видеть во мне Рэмбо, глаза из камня, тело из камня, сердце из камня,как в детстве, вот я и отдал ее Касиму, и мы отпраздновали это дело кокаином. Потом я поместил объявление в газете среднего города — «для тех, кто понимает», и таких нашлось немало, я даже удивился шквалу телефонных звонков, и Фиона два года работала на нас, два года — но только по выходным, потому что жила дома и ходила в лицей, а клиентов принимала в моей берлоге, а мы с Касимом караулили поблизости — с Острым Перышком — на случай неприятностей. Нам не очень-то нравилось представлять, как эти скоты ухают и сопят на нашей дорогой Фионе, особенно Касиму, потому что он слегка запал на мою сестричку, но ее это вроде бы и не трогало, она отдавала нам денежки с этаким залихватским смешком, как девушка из письма Космо, которая резвится и дурачится, поддавая ногой человеческую голову. Можно сказать, мы хорошо всех поимели, все у нас шло как по маслу! На деньги Фионы и выручку от налетов на магазины мы жили просто роскошно…
ЛАТИФА
Я сожалею, мадам Эльке. Не знаю, что и сказать, так сильно я сожалею.
ФИОНА
Не печальтесь, Латифа. Меня это не убило! Смотрите, я здесь, у меня все хорошо. Теперь я могу вам сказать: мы с Касимом безумно любили друг друга и защитила меня именно его любовь… а вовсе не Острое Перышко! А еще мне совершенно неожиданно помогла наука Эльке. Мужчины овладевали только моим телом — мыслями я была очень далеко. Я просто отсутствовала. «Работая» с клиентом, я целовалась с Касимом, нежилась в его объятиях, слушала, как он обращается ко мне на арабском… В своем воображении, конечно. Я обожала музыку этого языка, ваша честь (видите, я снова обращаюсь к вам на «вы»), я с детства мечтала о таком, язык, который ничего не означает, не язык — чистая музыка. Бегло по-арабски Касим не говорил, но знал наизусть суры Корана, которым научила его мать, их-то он и читал мне всякий раз, когда нам удавалось побыть вдвоем. Вряд ли такое часто случается — чтобы религиозный текст так разжигал желание…
Франк не знал, что Касим два года оставался моим любовником. Вы можете гордиться сыном, мадам, он замечательный парень… Мне странно было видеть, как шарахаются от Касима прохожие на улице, он ведь был нежнейшим существом на свете… Однажды я даже залетела от него (конечно, я уверена, с клиентами я всегда принимала меры!), но мы тогда оба считали, что не можем завести ребенка: мягко говоря, ситуация не позволяла! Я была несовершеннолетней и не хотела вмешивать маму, вот и пришлось искать подпольную абортмахершу. Касим пошел со мной, и, залезая на стол, я заметила, что он отвернулся. Это нужно было видеть, ваша честь, Касим трусил сильнее меня!
В конце концов все обошлось, мне повезло… но… я изменилась. Внутри меня находилось другое существо,понимаете? Чья-то жизнь билась у меня в животе.Все оказалось сложнее, чем я думала. Занятия любовью. Жизнь вообще. Когда вот так обо всем говоришь, это выглядит глупо, но… Потом, после тогоначинаешь смотреть на мир иначе. Нет, я не ушла с панели на следующий после аборта день — но внутренне проституткой быть перестала. Начала строить планы. Решила больше внимания уделять занятиям в лицее. Сдала на бакалавра — ни Франк, ни Касим похвастаться этим не могли. Когда мы пили шампанское за мои баллы, я заявила: с детскими шалостями покончено, друзья мои! Я еду учиться на актрису в Париж.
Я думала о Космо. Он воплощал собой все, о чем я тогда мечтала: талант, известность, деньги… И я вспомнила фразу, что он сказал мне у мостика через Арнон, давно, еще в детстве: «Когда-нибудь ты тоже сможешь стать актрисой…» Он мне поможет, точно поможет. Подтолкнет на старте.
Вспоминая свою тогдашнюю наивность, я краснею, ваша честь. Но в восемнадцать лет все мы эгоисты. Взрослые словно бы не существуют. Вернее, существуют, но как стены дома — старые, крепкие, надежные, они просто есть,на них не смотришь каждое утро, вставая с постели, чтобы проверить, не появились ли за ночь новые трещины.