Обращенная

Ораит Елена

— Неужели нет никакого способа…

— Значит…

— Да.

— Мне жаль, — человеческая ладонь оказалась на удивление тёплой и приятной на ощупь, — Но сделать уже ничего нельзя. Теперь он постепенно будет терять силы, а если попробует пить кровь для восстановления — мучения только усилятся. От каждого глотка по жилам будет словно растекаться кислота, а лёгкие гореть огнём. Потом, если он выдержит, придут слепота и глухота. Повреждённые нервные узлы откажутся работать последними, так что перед самой смерть парень потеряет осязание. И всё это время он будет в сознании.

— Вы… так много знаете…

— Я работаю тут почти десять лет с того момента, как мой отец ушёл на покой после нелепой стычки, закончившейся

применением забойного ножа. Охотники поняли свою ошибку, в конце концов — они далеко не святые, так что у меня теперь есть неприкосновенность на двадцать лет, а у них — возможность контролировать численность вампиров в городе.

— О чём вы?

— Как ты думаешь — сколько вампиров в городе?

— Ну… сотня?

— Четыреста восемьдесят шесть. Ровно столько вампиров бродят по улицам города с населением сорок тысяч человек. Иногда приезжают ещё пару десятков, чисто посмотреть, как тут обстоят дела и заодно встретиться со старыми знакомыми.

Хелли с сомнением посмотрела на невысокого мужчину, который заменил привычного продавца пару недель назад. Высокий и худощавый, подстриженный не по возрасту, с выбритыми висками, выглядящими нелепо на фоне окружавшего антуража, он казался насильно выдернутым из другого времени. Девушка понимала, что мужчина говорит правду: иногда проходя по улицам, она удивлялась как много в городе вампиров, каждый из которых пахнет по-своему. Однако… откуда человеку знать подобные вещи?

— Откуда вы знаете?

— У меня много поставщиков: можно найти как ребёнка, так и старика, готовых добровольно «сдать кровь в частную клинику» за небольшое вознаграждение. Поэтому, если нужно что-то особенное, даже самые высокопоставленные вампиры предпочитают обращаться ко мне. Место расположено очень удачно: со всех сторон окружённый домами двор не проглядывается и не простреливает, ветер огибает территорию, унося запахи. Понимаешь, о чём я?

— Нет, — честно ответила девушка.

— Все вампиры, от старожилов до случайных гостей, охотятся, однако в случае усталости или жажды чего-то особенно, что самому достать проблематично, они предпочитают искать это здесь. Вампирское сообщество живёт узким кружком, тесно сплетясь меж собой родственными или дружескими связями. Довольно часто они крайне одиноки и ищут собеседника, в то время как я — хороший слушатель, готовый поддержать и понять. Поэтому у меня много посетителей, многие из которых — делятся сплетнями.

— Много посетителей? — Хелли бросила взгляд на пустой зал, — А так и не скажешь.

— Вы всегда приходите во время после завтрака, но до обеда, потому не застаёте толпу. Хотя… может это и к лучшему: как не все охотники благородны, так и не все вампиры добродушны. Скорее, «добродушный вампир» настоль же редок, как и «благородный охотник». Твой друг пострадал и скоро он умрёт, рассыпавшись пеплом или начав тлеть изнутри. Ни одно лекарство в мире не будет способно ему помочь, потому как тело будет жрать само себя изнутри, не получив крови. В итоге — ужасные муки и жуткий голод ему обеспечены. А ты останешься в одиночестве, не в силах смириться. Одна просьба: если вдруг решишь отомстить, сообщи мне, хочу это увидеть.

— Ты же заключил соглашение.

— Да, соглашение, что я не стану вампиром и не пойду убивать в честь отца. А не радоваться тому, что кто-то убивает охотников, я не обещал…

Максу плавно становилось хуже. Наплевав на возможные последствия, Хелли отлучилась на охоту, и теперь корила себя за это: вернувшись, девушка обнаружила только окровавленную кровать и след, ведущий по свежему снегу куда-то к реке. Попытки выследить ничего не дали: парень словно растворился в воздухе когда его следы оборвались у воды. Покружив немного, вампирша двинулась дальше по течению и вышла к покорёженному обожжённому месту, на котором некогда стоял амбар. После той зачистки охотники насчитали тринадцать

трупов: явно больше, чем помнила Хелли, однако она почему-то нервничала каждый раз, как за окном раздавались приглушённые шаги. Девушке чудилось, что это выживший Израэль пришёл отомстить. Но тот, если и выжил, судя по всему, предпочёл вычеркнуть из памяти их знакомство. Поэтому открывшееся ей зрелище было скорее тоскливым, чем пугающим: крытое деревянными листами здание выгорело дотла, не оставив на память даже кусочка половицы. Обвалившаяся крыша была разобрана во время обысков, так что Хелли могла увидеть небольшие потемнения на земле, едва прикрытой снегом: в этих местах особо сильно лилась кровь, которой щедро пропиталась почва. Она подошла ближе, ведомая воспоминаниями: крюки, тела, кровь, трупы, запах… в голове снова возникло лицо старого вампира, который почему-то выглядел намного хуже своих сообщников, несмотря на высокий рост и мощную фигуру. Почему-то вспомнилось, как она разорвала горло Эрасту, и приятное тепло снова растеклось по телу. Что тогда случилось? Почему была такая реакция? Только ли в наркотиках мужчины дело?

За спиной тихо скрипнул снег. Хелли обернулась: на вытоптанной ею дорожке стоял Макс, кутаясь в красный вязаный шарф. Его глаза впали, тело выглядело исхудавшим, и, несмотря на то, что с момента расставания прошло всего пять часов, она жутко соскучилась.

— Как ты?

— Паршиво, — улыбнулся парень, — Скоро можно будет хоронить.

Это была его любимая фраза, так что Хелли слышала её каждый день. Но сегодня уже приевшийся набор слов почему-то показался злым и неправильным.

— Мы вытащим тебя из этой ямы, только подожди.

— Хелли… я бы хотел тебе верить и жить исключительно ожиданием чуда, но не могу. Удар забойным ножом означает смерть.

— Мы можем пойти к охотникам и…

— И что?

— Они помогут…

— Чем? Будь у охотников противоядие, один из них уже давно был бы здесь. Ни одно соглашение о мире было разорвано из-за чёртовых ножей, возникающих тут и там. Я был одним из них и знаю, что даже сами охотники не всегда рады такому «подарку». Есть легенда, что нож можно получить после смерти того, кто съел своего создателя. Вроде как: если опустить обычный прямой клинок в кровь сразу после смерти, то металл пропитается силой и искривится, становясь настоящим «хищником» по отношению к вампирам.

— А… есть легенда о том, как исцелиться?

— Может, и есть, но не у нас. Я слышал, что бывали случаи, но вампиры предпочитают не особо о них распространяться, то ли из чувства самосохранения, то ли — просто из вредности. Поэтому, увы, у нас — только рецепт создания того, что меня убивает.

— Ты… знаешь, как действует клинок?

— Да. Он отравляет всю кровь, попадающую в мой организм, вынуждая чувствовать голод. В итоге — тело выводит отраву как можно быстрее. Однако жажда заставляет есть, а кровь, оказываясь в организме, снова отравляется. Вечный круговорот. Даже объяви я голодовку, яд, уже находящий внутри, никуда не денется.

— Кровь… отравляется только человеческая?

— Я не буду пробовать животных, если ты об этом.

— Нет… возможно…

Идея, неожиданно пришедшая в голову, поразила Хелли сама по себе. Почему-то в вампирском обществе предлагать свою вену другому представителю своего вида была… непристойно. Даже в самой сложной ситуации вампир предпочитал убивать животное, а не своего. Пары держали в секрете то, обменялись ли они кровью, а «проба на вкус и запах» считалась самой унизительной процедурой во всём перечне возможных способов определить личность соплеменника. Запах крови, её вкус и цвет, были различными от вампира к вампиру и держались в секрете. В причинах подобной этики девушке так и не удалось разобраться, и теперь она надеялась только на то, что Макс не слишком сильно полагается на древние традиции. Поэтому, сильно рискуя, она сказала: