Обратимость
Шрифт:
– Пап, все хорошо. Я проворонила пазик и наблюдала за всем со стороны.
– Очень интересная история.
– Чего язвить? – обиженно взвываю я и выпрямляюсь. – Это правда. Пап, по-моему, я сошла с ума. Понимаешь, я вспомнила не только аварию, но и людей, находившихся в салоне. Разве это не странно?
Отец недоуменно пожимает плечами и отрезает:
– Совпадение, наверно.
Недовольно откидываю назад волосы.
– Какое совпадение? Пап, я же говорю, что узнала даже людей! Узнала автобус и перекресток. Неужели это нормально? Скажи, что такое часто случается, и я тут же оставлю
– Анют, давай без сказок.
– Но я серьезно. Зачем мне выдумывать? Пап.
– Просто останови этот дикий поток мыслей и подумай: реально ли то, что ты говоришь. Здесь два варианта, правильно? Или ты, действительно, сумела увидеть свое будущее, или то, что произошло - поразительное совпадение. Ну, теперь скажи мне – что реальней?
– Но…
– Не надо выдумывать теории, не надо строить какие-то непонятные догадки, - отец берет меня за руку и улыбается, - давай серьезно, Анют. Как думаешь, где правда?
Отец так на меня смотрит, что я мгновенно покрываюсь красными пятнами. Вновь чувствую себя шестнадцатилетней девочкой, вновь вижу папины светло-голубые глаза, вновь слышу его строгие, твердые слова: как думаешь, где правда, - и испуганно горблюсь: неужели мне придется пройти через события позапрошлой весны снова.
Я совсем не похожа на отца: ни характером, ни внешностью. Ни, уж тем более, складом ума. Глупо было думать, что он поверит в сказки. Наверняка, для него, как для скептика, жизнь протекает обычно и ровно, причем даже тогда, когда она поражает людей своей жестокостью, несправедливостью и равнодушием. «Обычное дело», - сказал бы он, состряпав даже из самой ужасной трагедии банальную, примитивную историю. Может, именно поэтому он до сих пор не опускает руки и не ищет новую работу? Может, именно поэтому он помогает детям, ведь не пугается их проблем и не видит в них ничего особенного?
– Я, наверно, пойду, - неуверенно пожимаю плечами и киваю в сторону к двери. – Тебя ведь ждать долго, да?
Папа громко выдыхает. Наши взгляды встречаюсь, и мне кажется, будто он чувствует, что я нуждаюсь в его поддержке. Однако он не произносит ни слова, чтобы хоть как-то меня успокоить. Он откашливается и говорит:
– Не разрушьте дом, пока меня нет.
И для меня эта его фраза - странный предел равнодушия, о котором я раньше даже не догадывалась. Почему папа говорит так, почему не хочет помочь мне? Ведь он единственный, кому я действительно могу доверять. Необычайно новое ощущение стеснения появляется в груди, словно я только что поговорила не с отцом, а с кем-то иным. С кем-то чужим и немногословным. Это странно. Я не отвожу глаз от папы даже, когда выхожу из комнаты. Вижу, как он нервно сжимает ручку, как смотрит, на лежащие, на столе, документы, и думаю: неужели ему все равно?
Выбираюсь на улицу и растерянно останавливаюсь. Что делать теперь? На улице прохладно. Засовываю руки в карманы, выхожу с территории приюта на проезжую часть и громко, протяжно выдыхаю: лучше попросту претвориться, будто ничего не было. Правильно? И уж тем более не связывать случившееся с позапрошлой весной. Совпадение, так совпадение. В жизни ведь много странностей. Кто сказал, что сегодняшний день – не одна из них?
Киваю и в тот же момент чувствую, как
– Осторожно!
Все происходит молниеносно. Я неуклюже валюсь на бок, вскрикиваю и, подняв голову, замечаю машину, проскользнувшую в нескольких сантиметрах от моих ног. Она уносится вдаль, скрывается за мостом, а я не могу вымолвить и слова. Сначала смотрю на свои исцарапанные камнями ладони, потом на грязные джинсы и чудом уцелевшие нижние конечности, а затем я встречаюсь взглядом с ней. С девушкой. Она стоит надо мной. Совсем близко. Тень от ее высокой, спортивной фигуры падает на мое испуганное лицо, и мне ничего не остается, как вновь выдавить из себя немой крик.
– Цела? – резко бросает она. Поправляет короткие, вьющиеся волосы и одергивает мешковатую куртку.
Знаю, что сейчас было бы правильным встать, взять себя в руки, собраться с мыслями, вымолвить хоть слово! Но я могу лишь молча пялиться вверх и моргать. Будто слабоумная.
– Не ходи по улицам одна, договорились?
– Что? – наконец, слышу свой голос. – Кто ты?
– Пообещай мне, - требует незнакомка, хватает меня за руку и грубо поднимает с асфальта. Вновь говорит, - пообещай.
– Отпусти, - с похожей интонацией, произношу я, стискивая зубы. – Отпусти меня сейчас же.
Девушка неожиданно усмехается. Разжимает пальцы и тянет:
– Как скажешь.
Я недоуменно наблюдаю за тем, как незнакомка поворачивается ко мне спиной и уходит. Вот так, просто. Ни объяснив ничего. Высокая, худая. Что это вообще было? Ее подходка такая же грубая, такая же резкая, как и тембр ее голоса. Одежда черная, старая. Волосы спутаны. Может, наркоманка?
Часто дыша, поправляю задравшееся пальто. Затем непроизвольно смотрю в сторону моста, будто жду, что машина вновь вернется. Но нет. Господи. Что сейчас вообще произошло? Меня пытались сбить? Здесь? В этом маленьком, треклятом поселке, где по проезжей части автомобиль проезжает раз в три часа?
– С меня хватит.
Резко срываюсь с места и несусь в сторону дома. Я могу смириться с тем, что я каким-то магическим образом воспроизвела таблицу по межкультурной коммуникации. С неоспоримым усилием, я так же могу смириться со странной аварией, приснившейся мне ночью. Но смириться с тем, что кто-то пытается меня сбить посреди дня в моем родном поселке, где я знаю не только имя каждого жителя, но и его генеалогическое древо – это уже чересчур.
На смену страху приходит злость. Разрывая воздух громким дыханием, я иду вперед и думаю о том, как заставляю Сашу вернуться в город. Он должен понять, должен поверить. Если папа не хочет мне помочь, надеюсь, захочет помочь брат.
Добегаю до дома, сразу же несусь в гараж и протягиваю:
– Саша! – останавливаюсь перед машиной. Здесь никого нет. – Саша, ты где?
Оглядываюсь. Протираю руками вспотевшее лицо и иду в дом. Дверь открыта, однако внутри царит отвратительная тишина, которая, словно одеяло, накрывает меня с головой. Проверяю кухню, зал – брата нигде нет.
– Саша, - вновь говорю я, - куда ты подевался?
– Куда я подевался?
– Вскрикиваю и резко оборачиваюсь. Брат вальяжно притаился на пороге и держит в руках папин набор с инструментами. Он вскидывает брови. – Ты чего орешь?