Обратная сторона океана
Шрифт:
Но был день 24 августа.
Именно в этот день, сразу после возобновления выпуска названных газет, в «Вечернем Волгограде» вышла публикация «Судовой дневник "бывалого морехода"» об очередной регате на Кубок Нижней Волги. Этот Кубок в своё время учредила именно редакция газеты «Вечерний Волгоград», сделав тем самым наиважнейший шаг в развитии парусного спорта, без преувеличения, всего Поволжья. К слову, справедливости ради нужно сказать, что только эта газета из основных местных, на свой страх и риск разместила кроме материалов ГКЧП и информацию противоборствующей стороны.
Так вот, 24 августа подписчики «Вечернего Волгограда» читали про наполненные ветром паруса, про пять гоночных дистанций, про великое братство яхтсменов, их фанатичную преданность своему увлечению, необыкновенную жизнь на воде ненормальных, которые всегда предпочтут всему остальному
А 3 декабря появится моя первая публикация о начале подготовки экспедиции. Эти три с небольшим месяца полностью перевернули не только жизнь страны, но и мою личную жизнь. В декабре 1991 года перестал существовать Союз Советских Социалистических Республик. В канун этого исторического события началась спешная подготовка к переходу Волгоград – Кливленд, из центра Европы в центр Америки на одиннадцатиметровой одномачтовой лодке-самострое через семь морей и Атлантический океан. В переходе примут участие пять человек, которых назовут смертниками.
Глава вторая
Прошло почти двадцать пять лет. А я и сейчас в подробностях помню визит Сергея Слободы, капитана маленькой «Девы», который пришёл посмотреть на приготовления «Аиры» к плаванию. С Сергеем я познакомился на той самой регате за несколько дней до путча.
– На борт «Аиры» можно? – спросил он, улыбаясь. Светлые волосы его развевались на апрельском ветру. Говорят, что он одним из первых появляется весной в яхт-клубе. Яхтсмены с трудом проживают время после закрытия навигации и с первыми лучами мартовского солнца уже спешат к своим яхтам. Слобода и здесь хотел быть первым – в яхт-клубе его видели ещё в феврале подкармливающим прибившихся к яхтсменам дворняг, которые благодарно несли сторожевую службу. Сейчас апрельское солнце светило словно сквозь него. Так нам казалось из сумрака яхтенной подпалубы, где мы возились, раскладывая провизию.
– Заходи, дорогой, гостем будешь, – приветливо отозвался Артур, аккуратно прикрывая тряпкой, зажатой в испачканных смазкой руках, маленькую дверцу моторного отделения. – Не разувайся только, у нас тут грязно пока.
Я и наш боцман Витя перебирали консервы для укладки под слани. Спросить, можно ли зайти на борт и снять обувь – яхтенный закон, такой же, как не ставить спинакер (дополнительный парус) при ветре-мордотыке. Это мои доморощенные сравнения – человека, побывавшего всего один раз пассажиром яхты на недельной регате и теперь собирающегося перейти через Атлантику. То, что происходит вокруг меня, – это фильм. Художественный фильм, в котором мне дали одну из главных ролей. Только, в отличие от остальных героев, я совсем не знаю своего текста. И Артур Важитян, и Виктор Бурлаков, и Геннадий Траверсов, и Константин Кораблёв были профессионалами яхтенного дела. Один я не мог говорить с ними на понятном им яхтенном языке. О практической моей помощи в работе с парусами, мастерском применении аэродинамических законов приходилось пока только мечтать. Артур как-то похлопал меня по плечу и сказал, что после Чёрного моря всё будет нормально. Он был для меня непререкаемым авторитетом яхтинга, и уж если сказал Артур, то так оно и будет, во всяком случае, должно быть. Сейчас же я творчески рассовывал наш консервный провиант под фанерные слани, так, чтобы банки не громыхали при качке. Тушёнка отдельно, борщевая приправа отдельно, сайру и сардины можно запихнуть и вместе – какая там будет разница, какой рыбой в масле закусывать… Главное, не забыть сделать опись провизии, указав места «захоронения» банок.
В люке появился силуэт Серёги. Он присел на корточки в кокпите – открытом помещении для рулевого – и опустил лицо в полумрак нашей «бочки».
– Привет смертникам, – после некоторой паузы проговорил он.
– Эй, Серёжа, ты ещё… – глянув исподлобья на гостя, резанул хозяин «Аиры».
– Да чего там, давай, Серый, понагоняй ужасу, а то я тут с этими консервами уже заржавел, – весело парировал Виктор, рассмеявшись. Правда, смех получился короткий, похожий на покашливание много курящего человека. Витя, если бы мог, не вынимал бы из зубов свою любимую «Астру».
– Артур, ты действительно думаешь на своём корыте перейти океан? Вспомни, как его бросало на водохранилище! Витька, а ты-то куда собрался? Твоим на «Гавроше» ума хватило, и
По моей спине пробежал холодок. Когда меня знакомили в Саратове, где стартовала регата, со Слободой, о нём говорили как об опытном капитане, мастере спорта, которых, кстати, единицы во всей Волгоградской области. В общем, представили как авторитет, с чьим мнением считались все. И теперь этот человек серьёзно говорит о том, что мы идиоты, которые добровольно решили лишить себя жизни. И самое печальное то, что аргументированного возражения невозможно было придумать, так как его просто не существовало. Никто из нас ранее не ходил таким маршрутом. Да что там маршрутом, в загранке-то никто не был. Тем более на лодке-самострое, которая только что была названа корытом. Да, за время подготовки экспедиции мы успели столкнуться с тем, что «Аиру» считали технически непригодной для подобного плавания. Предрекали даже, что у неё отвалится киль. Артуру пришлось обращаться к знакомому питерскому эксперту за независимой экспертизой. Тот дал положительное заключение, которым мы теперь козыряли, отвечая на все наезды по поводу. Так что к особому титулу «смертников» экипаж несколько привык. Больше всего Слобода напряг меня словом «этот». Он говорил обо мне в третьем лице, и это лицо казалось каким-то неодушевлённым. Мало того что идиот, так ещё и балласт, хлам, пустая бутылка, катающаяся по палубе после сильной попойки. Ощущение собственной непригодности только усилилось.
– Слани чем крепить будете? – не дожидаясь ответа, теперь уже заботливо спросил он. – Вы до Атлантики не дойдёте, вас этими консервами поубивает, когда они будут летать по яхте. Любая хлёсткая волна при крене высадит ваши пайолы, и моргнуть не успеете.
Мы переглянулись. Я сразу же представил, как лодка в шторм идёт с большим креном, как гудит ветер, рвутся в клочья паруса, и вот к яхте уверенным нахрапом подкатывает волна-убийца, от неё невозможно уйти, а она только нарастает, становится всё больше и больше, и вот уже размашисто бьёт своей многотонной мощью, проглатывая нашу скорлупку. Как пол, сложенный из кусков фанеры, отрывается от каркасного основания и летит вверх, то есть уже, по сути, в низ лодки, а за фанерой устремляются, точно снаряды, сотни железных банок, круша всё на своём пути. Сразу вспомнил, когда во время регаты при сильном ветре яхту кренило так, что в её пол стоя можно было упереться руками. Сергей прав, подумалось мне, здесь всё будет летать. Но теперь я с ужасом думал о том, что тот шторм (как его я назвал в своей публикации) на водохранилище совсем не был штормом, и те ужасы сильной качки совсем не были ужасными по сравнению с ожидаемым. Если лодка выдержит, то выдержу ли я до самой Америки?! Нужен ответ? Ответ совсем не положительный, да что там, он – отрицательный. Такой пронзительно-убивающий своим жёстким отрицанием призрачной возможности выжить, что любая горячая кровь в момент стынет в жилах. На меня словно высыпали вагон льда, порубленного на мелкие острые кусочки. И каждый этот кусочек теперь со жжением доказывал правоту Слободы. Не знаю, как остальные, а я уж точно реальный смертник.
В детстве и юности, вплоть до самой армии, я очень сильно страдал от морской болезни. В автобусах мог перемещаться только по несколько остановок и то впереди, стоя рядом с водителем, глядя на улетающую под колёса дорогу со спичкой в зубах. Кто знает, тот поймёт, о чём я говорю. Готов был ходить пешком всегда, лишь бы не садиться в транспорт, тем более – водоплавающий. Потом как-то само собой прошло, а в армии «зарубцевалось». Теперь же ощущал свежий приступ этой самой морской болезни с ясным пониманием, что она меня сначала вымотает, иссушит, а затем добьёт в пути. Не знаю, на каком этапе плавания, но вонзит свой осиновый кол точно в цель. Стало нехорошо. Вид банки с этикеткой «Борщевая заправка» усилил рвотный рефлекс. Лодку слегка покачивало.
– Ничего не полетит, – меняясь в лице, понимая, что камни метят в его как «архитектора» «Аиры» огород, недовольно, с характерной сипотой в голосе прохрипел Артур. – Ты зачем пришёл?! Если ерунду пороть, иди дальше, ёлки-палки. У нас и без тебя дел по горло.
– Ты бы лучше прислушался к мастеру спорта. Хотя бы пайолы на шпингалеты посади, чтобы вес содержимого выдержали. В лодке, смотрю, ни одного кармана нет. Где вы будете бытовые вещи-то хранить? За зубной щёткой под матрац в рундук каждый раз не налазишься. Пацаны, вам скоро уходить, вы о чём думаете?! Лодка не готова! Ладно, обращайтесь, если что.