Обратная сторона войны
Шрифт:
А сейчас кругом все горит. Перестрелки слышны совсем рядом. Антураж смахивает на учебную «психологическую полосу». Десантники, спецназ и морпехи специально устраивают такие полосы у себя на полигонах, чтобы прогонять сквозь них молодежь. Поджигают либо солярку в пустых цинках, либо автомобильные покрышки, создают учебное поле боя. Берут на скотобойнях кровь, разливают ее повсюду, раскидывают чучела, очень похожие на обезображенные трупы. Строчат рядом холостыми очередями, поджигают взрывпакеты. В общем, нагоняют жуть. А молодой боец должен ползти, перебегать, да еще и стрелять. Пока не привыкнет. Проходит время, и это начинает даже нравиться. А потом уже хочется попробовать настоящей войны. А потом
Мы возвращаемся к нашей машине. Идем маршрутом, которым проходили утром. На нас никто не обращает внимания. Танкисты так же копаются в своих моторных отсеках, чумазые, сосредоточенные. Сидящий с автоматом в тени боец вообще уснул, надвинув свою пятнистую шляпу на крючковатый нос. Надо же, прошло шесть часов. И никому до нас нет дела. Мы идем нашей маленькой группой. Почему-то мне это напоминает возвращение со льда в раздевалку после хоккейной игры или тренировки. Вот так же в юности мы с ребятами шли по утоптанному снегу, опираясь на клюшки, тяжело дыша, тратя свои последние силы, чтобы дойти до теплого помещения, плюхнуться на спасительную скамейку и посидеть минут пять-десять, прийти в себя.
– Вода у нас где?
Артюхов аккуратно засовывает кормилицу-камеру в салон белой «Тойоты», стягивает с себя бронежилет и, гремя бронепластинами, сваливает его в открытый багажник. Берет полуторалитровый пластмассовый баллон воды и выливает его себе на голову.
– Ух…
Ялдин медлит разэкипировываться. Он копается в багажнике, укладывает там штатив, сумку, кофр от камеры, наши стальные шлемы. Наконец, снимает бронежилет и аккуратно кладет туда же. Потом стягивает с себя футболку и выжимает из нее с литр пота в дорожную пыль. Штаны у него тоже мокрые, от талии до колен. Будто на него вылили ведро воды.
Я цепляюсь большими пальцами рук за свои кевларовые лямки и выжимаю вверх, как штангу, свою «железную майку». Сил хватает снять ее только наполовину, и «железо» повисает у меня на голове. Пошатнувшись, я нахожу задом борт машины, прислоняюсь к нему. Передохнув секунд пять, доделываю дело. Артюхин и Ялдин, глядя на меня, смеются. Тяжело постанывая, будто плачут.
Держу свой снятый бронежилет, прижав к груди. Боюсь, что он рухнет в пыль. Нельзя! Он – моя гордость! Пошит по спецзаказу в фирме «Форт-технология». Там и для Альфы делают, и для «Вымпела». Он у меня пятого класса защиты. Держит даже пулю от СВД. А это круто. Но я никак не могу уложить бронежилет в штатный кофр. Дрожат руки. Наконец, просто валю его в угол багажника. Мне плохо. Голова горит. Ей очень жарко. А тело морозит. Пульс стучит где-то в затылке. Беру бутылку с водой и пью «по-афгански», сознательно проливая большую часть на грудь. Ноги не хотят идти. Шарниры в тазу, в коленях, в голеностопе не проворачиваются. Я чувствую себя, как робот, из которого вытекло все машинное масло. И вдруг замечаю Назира. Он сидит метрах в двух от машины, в теньке. На лавочке. Чистенький, без единой капельки пота. Дымя своей сигареткой, ухмыляясь и поглядывая на нас. Ну просто Феликс, Железный Феликс!
Медленно залезаю в салон машины. Сажусь на свое штатное место рядом с водителем. Пытаюсь расслабиться, но меня трясет, ноги сводит от усталости. Голову распирает, словно это не голова, а перекачанный волейбольный мяч. Где ты, моя джакузи? Где ананасы, рябчики где? Того и гляди час последний настанет. Все-таки вредное у нас производство. Эх война, мать родна…
Донбасс
(очередь cедьмая)
Почему
«Хохол» –
Мы в казарме в военном училище так дразнились, стараясь поддеть, но не обидеть.
– Эй, москали! Да вы с голоду сдохли бы, если б не Украина! Сало откуда берется? А хлеб, огурчики, помидорчики?
Мы, «москали», молчали. Нам было и невдомек, что в той же Сибири вместо засолки сала добывают нефть, чтоб комбайны на Украине двигались, качали газ – фермы отапливать, чтоб свинки не мерзли.
А вот через тридцать лет я услышал уже другие слова в адрес русских, которые тысячи наших украинских братьев скандировали на майдане: «Москаляку на гиляку!» Мол, «вешай русских на суку». Это что такое? Зачем? Это очень нехорошие слова, и они злят миллионы. И почему же теперь в Киеве удивляются, откуда в Донбассе появились тысячи людей с оружием, добровольцев. Бывший камнерез, а ныне командир Моторола, мне сказал:
– Они сказали, что хотят вешать русских. Лично я приехал на Украину узнать, каких это русских здесь собираются убивать.
Люди едут и едут: Камчатка, Калининград, Ямал, Москва, Питер. Поток желающих узнать, кто и как будет убивать русских, только увеличивается. А что в итоге? Сатисфакция и котлы. Иловайский, Изваринский, Дебальцевский. Тысячи убитых украинских военных. Теперь уже в Донбассе шутят. Над пленными:
– В каком котле служили?
Зачем было оскорблять? Зачем министру иностранных дел Украины, в толпе, на камеру материть президента России? Какой там газ, какая нефть? Никто за экономику умирать не собирается. И за деньги тоже. Едут защищать достоинство. И неплохо получается.
А сколько будет длиться эта война? Кто-то верит в перемирия, кто-то, наоборот, говорит – бить надо со всей силы, чтоб «укропа на пятую точку посадить», чтоб опомнился.
Наше репортерское дело – не гадать и анализировать, что порой одно и то же, а говорить и показывать. Без ретуши.
«Пятнашка»
В эту командировку мы решили работать с Абхазом. В Интернациональной бригаде. Знаете, как ее называют? «Пятнашка». Потом объясню почему.
Мы переехали границу через Успенский пост. Из России пусто, в Россию очередь. Отметили паспорта, прошли таможню. Час езды, и мы в Донецке. Абхаз на встречу приехал один, на большом джипе. Небольшого роста, плотный, крупная голова с копной темных густых волос. Черная спортивная куртка, пятнистые брюки и черные же кроссовки с ярко-салатовыми шнурками.
Первый раз я увидел его в Донецком аэропорту, вернее, на подступах, на улице Стратонавтов. Я уже тогда обратил на него внимание. Он был со снайперской винтовкой, в «горке» старого образца с накинутым капюшоном, а на рукаве в виде шеврона был прикреплен абхазский флаг. Его ребята прикрывали нашу группу, мы хотели подойти как можно ближе к новому терминалу.
Абхаз появился на юго-востоке в мае четырнадцатого года. Еще на территории России, перед границей, пятнадцать добровольцев спонтанно сбились в отряд. Так и назвались – «Пятнашка». Сначала воевали в аэропорту, потом отбивали атаки украинских военных в Шахтерске. Там же выбрали командиром Абхаза. Постепенно он стал заметной фигурой в зарождающейся военной элите Донбасса.
На его левой щеке видны синие точки, словно остатки татуировки. Это порох въелся в кожу после подрыва. Пару недель назад, во время штурма Углегорска, танк шел рядом и наехал на мину. Осколками Абхаз был ранен в руку и ногу. Лечиться никуда не уезжал. Здесь же, в Донецке, ему сделали три операции. Теперь его левая кисть малоподвижна, пальцы чуть растопырены. Иногда он, видимо, машинально, поглаживает их правой рукой.