Обратная сторона Японии
Шрифт:
Аниме – продукт японской цивилизации (манга), полученный в результате ее смешения с цивилизацией американской (мультфильмы Диснея). Аниме идеально подходит для восприятия японцами и в самой Японии. Незамысловатые сюжеты разгружают забитые головы японского офисного планктона, развлекают тупеющих от бесконечных предэкзаменационных тренингов школьников, создают нишу для целого пласта японцев, видящих в них зримое воплощение продолжения традиций цветных гравюр укиеэ. Непременным «хвостом» этой традиции является порнография, точно так же как значительная часть манга – хэнтай (буквально – извращения). В аниме-индустрии это столь же неотъемлемая часть бизнеса, как и верхняя – видимая, легальная и пропагандируемая надстройка. Защитники аниме заявляют, что «издержки» есть в любом искусстве и не надо на это обращать внимание. Отвечаю по пунктам: 1 – есть; 2 – надо.
Да, среди аниме присутствуют
Во-вторых, нигде больше порно не идет за художественным авангардом столь организованно и напористо. Более того, ни одно другое искусство не содержит даже в легальной своей части элементов «софт-порно», вполне естественных в силу их национальных традиций для японцев и сеющих разруху в головах представителей иных цивилизаций. Не так уж много найдется аниме-сериалов, в которых героиня не показывала бы с маньячным постоянством полоску трусиков или где не попадала бы в кадр ее бурно вздымающаяся грудь четвертого размера. Причем обычно такая героиня – девочка-подросток, школьница. Наконец, ни одно другое искусство не создает так исподволь, ненавязчиво, умело культа однополой любви: для девочек – юри, для мальчиков – яой. Только в аниме есть специальные разделы, посвященные этому.
Но пусть дело отнюдь не только в порно – в конце концов, оно действительно есть везде, и его можно хотя бы попытаться запретить.
Подавляющее большинство сериалов аниме примитивны. Я имею в виду их художественный уровень и интеллектуальную наполненность. Их статичные картинки, передвигаемые по вычерченному фону будто на ниточках, напоминают мне если не «живопись» на заборе, то хотя бы в пещере, а я не поклонник заборно-пещерного искусства. Злословлю? Увы, нет. Не верите мне, послушайте авторов. Сами японцы, официально избравшие аниме главным орудием своей пропаганды, не просто признают это, но и подтверждают, что именно это качество стало определяющим в их выборе. Тот же Хаяо Миядзаки, видящий результаты своего труда, недавно констатировал: «То, что мы делаем, может лишить детей их способностей», а заодно и покритиковал слишком рьяного в своей любви к аниме премьера Асо: «По-моему, это стыдно. Это то, что он должен делать, не выставляя напоказ».
Однако у японских политиков своя логика: «Аниме имеет низкий порог восприятия и, следовательно, широкое поле для развития на чужой почве. Упрощенная культура аниме не требует специальной подготовки и способна понравиться даже людям с неразвитым эстетическим вкусом и интеллектом. В дальнейшем имеется в виду привитие через аниме интереса к более сложным формам японской культуры». Вывод: для создания позитивного имиджа Японии в мире, достижения политических целей и экономической выгоды следует считать аниме «отправной точкой для понимания японской культуры», – говорят специалисты Совета по культурной дипломатии Японии. И принцип «не хочешь – не смотри» здесь не подходит: Токио кладет все силы, чтобы каждый из нас посмотрел аниме, а вдруг затянет?
«Много лет назад основным стимулом в изучении японского языка для молодых иностранцев был бизнес. Но теперь люди учат японский потому, что хотят читать мангу, играть в японские игры и читать книги по играм раньше, чем их переведут», – сказал недавно Ицунори Онодэра, старший заместитель министра иностранных дел Японии, комментируя успехи японского государственного пиара. Речь высокопоставленного дипломата прозвучала в Нагое – крупном японском городе, где состоялся Всемирный фестиваль косплей (от англ. costumer play). Съехавшие со всей Японии фанаты аниме и манги, увлеченные своим хобби настолько, что сами изготавливают и носят костюмы любимых персонажей, познакомились на фестивале со свои ми единомышленниками из США, Бразилии и Франции, прибывшими на «слет косплееров» по приглашению и за счет японского внешнеполитического ведомства. Позируя вместе с броско одетыми косплеерами, облаченный в деловой
Здесь можно было бы написать еще многое. Например, привести статистику роста самоубийств среди фанатов аниме или вспомнить скандалы с запрещением «Покемонов», разгоревшиеся после того, как у детей, посмотревших сериал, начинались психозы. Но лично мне достаточно и того, что я не хочу считать себя существом «с низким порогом восприятия» – попросту говоря, дебилом, не способным понимать дзюдо, чайную церемонию или икебану, не способным видеть иную – настоящую, живую, любимую мной Японию. Я хочу воспринимать мир на высоком уровне и не желаю, чтобы мои дети, насмотревшись японских мультиков, вдруг начали затрудняться с определением собственного пола – хотя бы из уважения к Японии. Поверьте, эта страна – не только аниме.
Только мой Зорге
Лирика
Никогда не думал, что настанет момент, когда я напишу о Зорге. Но японская осень – не только идеальное время для прогулок, но и повод для того, чтобы вспомнить об этом человеке, казненном 7 ноября 1944 года в токийской тюрьме Сугамо. У меня свое, совсем личное отношение к нему, и я вовсе не претендую на «научную новизну», набирая эти строки. Я не «зорговед» и не «зорголог», коих в отечестве и за его пределами немало. История жизни всего одного человека стала уже целой наукой, которая кормит десятки исследователей по всему миру. Мне интересно другое. Он жил, читал, писал, ходил, ел, любил, занимался сексом, пьянствовал и разбивался на мотоцикле, а потом умер и, умерев, стал на много лет никому абсолютно не нужен и не интересен. Никому, кроме одного человека – маленькой японской официантки с красивым голосом.
Прошли десятилетия после его смерти и все, что делал Зорге, все, чем он занимался, стало вдруг ужасно важно знать профессиональным исследователям, которые препарировали его жизнь, заботливо растянув ее за лапки на своих письменных столах, и принялись изучать ее сквозь лупу. Я не против науки, просто слишком уж мелкими смотрятся некоторые такие исследователи рядом с объектом изучения. Особенно мерзко это почему-то (почему бы?) выглядело у нас в стране – стране, ради которой он жил и умер – как влюбленный, как фанатик, как дурак для многих из тех, кто живет в ней сегодня.
Зорге в Советском Союзе открыли по команде – в 1964 году. Европейцы и американцы о нем знали и раньше. Особенно американцы. Не хочется повторяться, но очень похоже, что, спасая СССР, Зорге отвел войну на юг, фактически на Америку. Странным образом это и его заслуга в том, что американцы теперь чувствуют себя победителями и вечными властителями Японии, а мы, победив, думаем, как бы отказать в «северных территориях», чтобы и не обидеть, и денег получить.
Впрочем, речь не об этом. Действуя строго в русле «установок сверху», супруги Колесниковы положили жизнь Зорге в мраморный саркофаг книжной серии «Жизнь замечательных людей». Фигурой он был крупной, поэтому пришлось пристраивать ее в партийное прокрустово ложе – там усекли, тут кастрировали, зубы вставили, бутылку из ослабевшей руки вынули. Неплохую, в общем-то, книжку втиснули в три буквы: ЖЗЛ. Сделали из него породистого разведчика – «Штирлица» Дальнего Востока. Но потом, когда грянула перестройка и бывшие партийные историки оказались во главе процесса демократизации отечественной науки, направление взгляда переменилось.