Обратно в ад
Шрифт:
— Если бы я этого хотела, то ждала бы тебя в доме Ивана. Он ведь уже мёртв? Что ж, порой приходится чем-то жертвовать ради будущего. Мой брат сам виноват. Я же всю жизнь посвятила службе этой семье и мной движет только одно: забота о благе рода. Решила, ты принесёте роду пользу.
— Очень благородно с вашей стороны, — скептически заметил я. — И при этом вы угрожаете мне и моим близким.
— Я не желаю кровопролития, поэтому пришлось запастись козырем в рукаве.
Повисло молчание. От меня требовалось принять решение здесь и сейчас, и это
Не знаю, что двигало Светланой Ярославной. Она не имела гарантий того, что я не попытаюсь её убить потом, когда все обо всём забудут, и тем подозрительнее казалось её предложение. Она как будто имела некий коварный план, который я не мог раскусить, и это пугало. Вдруг Светлана решит добиться моего ареста? Или придумала ещё что-то? А может, она действительно считает, что нужна роду и даже готова поставить на кон свою жизнь ради возможности и дальше служить семье? Этого я не понимал, но и убить её сейчас не мог.
И тут пришла идея.
— Я вас выслушал. А теперь слушайте меня, — произнёс я. — Понимаю, что вы делали свою работу, и не вижу смысла держать обиду. И всё же вы продали меня Борецким — это я не могу спустить вам с рук. Но Моё решение такое. Сейчас вы встаёте, покидаете этот дом, и чтоб больше я вас в Новгороде не видел. Я не буду вас преследовать, но и работать на семью не позволю. Вы уволены.
Светлана Ярославна смотрела на меня своим пустым холодным взглядом, в котором не отражалось ни одной эмоции. Её лицо оставалось беспристрастным. Меня же мучили сомнения. Подумалось, что отстранить Светлану от дел будет для неё достаточным наказанием. Но что если это — ошибка, что если она однажды захочет избавиться от меня и вернётся?
— Да будет так, — проговорила она и поднялась со стула. — Пройдёмте к выходу. Все. И без резких движений.
Мы встали. Первыми вышли дружинник с шашкой, ведя перед собой Иру, за ними — остальные, последним дом покинул я. Светлана открыла заднюю дверь лимузина, что стоял на территории, и обернулась к своим:
— Отныне вы мне больше не подчиняетесь. Всем спасибо за службу, — она повернулась ко мне. — Всего наилучшего, — Светлана Ярославна села в машину.
Ворота открылись, лимузин выехал на улицу и пропал из вида.
Я обернулся к дружинникам. Вырезать собственную дружину в мои планы не входило, тем более, что здесь могли быть дети влиятельных членов рода.
— Простите, что доставили вам неудобства, — Василий протянул мне ножны.
— Вы из службы безопасности? Все? — спросил я.
— Да, все десять человек, — ответил Василий.
— Хорошо. Свободны. Ждите дальнейших указаний.
Дружинники сели по машинам и покинули территорию. Едва ворота закрылась за последним авто, Ира бросилась ко мне на шею. Она вся дрожала.
— Ну всё, не переживай, — проговорил я, гладя по голове, — всё закончилось. Тебе больше ничего не
Загородный дом Тимофей Дуплов никогда не использовал для деловых встреч, но сегодняшний день стал исключением.
Сегодня здесь не было никого, даже слуг. Тимофей сидел один в просторном помещении на первом этаже и ждал. Комната была отделана деревом, над камином висела голова оленя, а на полу лежала медвежья шкура. Сквозь большое окно открывался вид на растущие перед домом вечно зелёные сосны, кроны которых не тронула осень. На столе стоял дровяной самовар — очень старый, века девятнадцатого. Тимофей приобрёл его на каком-то аукционе, посчитав, что эта вещь как нельзя лучше впишется в интерьер загородного особнячка.
Увидев, как к дому подъезжает тёмно-зелёный седан представительского класса, Тимофей тут же поднялся с места и вышел на крыльцо, чтобы встретить гостя.
Машина остановилась возле высокого резного крыльца, водительская дверь открылась, и из салона вылез лысый человек в костюме-тройке. Мужчина был худощав, острые черты лица придавали ему несколько желчный вид, а дополняла образ козлиная бородка.
Гость поднялся на крыльцо.
— Тимофей Трофимович, здравствуйте, — произнёс он официальным тоном. — Рад вас видеть.
Тимофей пожал ему руку, на которой красовался перстень с крупным рубином овальной формы.
— Здравствуйте-здравствуйте, Павел Борисович, — лицо Тимофея расплылось в радушной улыбке. — А я-то как рад вас видеть. Проходите, милости прошу. У меня уже и самовар растоплен. Наверное, устали с дороги-то, проголодались?
Тимофей провёл гостя в большую комнату и принялся хозяйничать, наливая чай и расставляя блюдца со сладостями.
— Вареньем угощайтесь, мёд, халва — домашнего приготовления, между прочим. Самовар только что вскипела. Какой вам чай? Чёрный. Вот, пожалуйста.
— Благодарю за гостеприимство, — с учтивой холодностью произнёс гость, отпил чай и поставил чашку на стол. — Уютно у вас тут.
— Да, мой укромный уголок. Место для единения с природой. Полезно иногда бывает, особенно в нашей-то профессии.
— Скажите, Тимофей Трофимович, почему вы решили поменять сторону? Прежде ведь вы поддерживали независимость Новгорода.
— А как иначе-то? — развёл руками Дуплов. — Что великий князь прикажет, то мы и делаем. Моим мнением никто не интересовался. Это ведь Василий желал раздора с Союзом, Огинская его надоумила. А теперь всё изменилось.
— Не без вашего участия, полагаю.
— Пусть я и не князь, но честь знаю, и якшаться с теми, кто желает войны и раздора — такое не по мне, — Дуплов произнёс это серьёзно, с чувством, чтобы у гостя не осталось сомнений в искренности сказанного.
— И новый князь нас поддержит?
— Абсолютно. Среди Борецких нет тех, кто симпатизирует Голицыным. И тайный приказ Новгорода отныне будет пресекать любую попытку агитации за отделение от Союза. Это я обещаю.
— А что с Огинской? Она не помешает?