Обратный отсчёт
Шрифт:
Наталья вдруг покинула своё место, подошла ко мне… Склонившись, обнюхала меня (не тайком и как бы ненароком, а явным образом, совершенно не стесняясь) и зачем-то мягкими движениями потрогала мою голову.
Я замер. Вот новости! С сумасшедшими тоже доводилось общаться, но только с буйными и всегда в стадии открытого противоборства… Ну и чего делать? Сейчас ухо откусит или глаза выцарапает…
— Извините… — Наталья отошла на три шага, присела на подлокотник стоявшего напротив дивана кресла и тихонько вздохнула. — Просто хотела удостовериться…
— В чём?
— Да так, не берите в голову… Нет-нет,
Я не стал вдаваться в трагические подробности моего нахождения — не женское это дело, просто сообщил суть: приехал, предложил работу.
— И вы сразу согласились?
— Сразу.
— Почему? Вы же меня не видели, не знаете…
— Обещали хорошую зарплату.
— Сколько?
— Стартовая ставка — штука в неделю.
— Штука… Это, в смысле, тысяча?
— Да.
— Господи, да это же мелочь… Вы ничего от меня не скрываете?
— На прежней работе я получал пятьсот в месяц.
— Пятьсот долларов в месяц?
— Именно.
— Это ужасно… Значит, есть ещё подлецы, которые платят людям такие деньги…
Сказано было всё прежним тоном, тихо и вполне серьёзно. Я едва удержался, чтобы не закатить хозяйке ликбез по политэкономии: пятьсот в месяц, голубушка, это ещё вполне сносно, военные, например, если без командировок и накруток разных, получают как раз половину!
— Да, Наталья Марковна, такие «подлецы» у нас ещё есть.
— Ну что ж… Тогда всё правильно… Есть все резоны соглашаться, когда после такой предлагают такую зарплату… А раньше вы с ним не виделись?
— Нет, не виделись. — Заметьте, ни разу не было сказано, с кем это — «с ним». — Вчера — в первый раз.
— Понятно…
На этом разговор, по существу, оборвался. А смотрины продолжались. Наталья сидела напротив, беспардонно пялилась на меня — теперь уже не так пристально, а как совсем недавно её муж, будто насквозь, и напряжённо размышляла о чём-то своём. Наверное, о том, как она теперь будет разбираться с муженьком по поводу моего сказочного возникновения в её жизненной сфере. Бровки нахмурила, губы поджала, кротость тихо убралась восвояси: ну всё, дебилы, устрою я вам…
Такие скорые и странные перемены в настроении… Надо будет как-нибудь проконсультироваться с Костей по этому поводу: на предмет, чего можно ожидать. Как-никак она теперь мой шеф, общаться придётся регулярно…
Я освоился и слегка обнаглел: встал, прошёлся, не нашёл ничего, годного для приёма внутрь, и трижды позвонил серебряным колокольчиком, стоявшим на столе. Наталья — ноль внимания, всё так же смотрела сквозь меня и думала о чём-то своём.
Заглянул Вольдемар, вопросительно приподнял левую бровь.
— Попить бы, — простецки заявил я, надеясь вызвать со стороны хозяйки какую-нибудь нормальную человечью реакцию.
— Прислуга — один звонок, — ровным тоном поправил меня Вольдемар. — Три — это я. Что будем пить?
— Как обычно, бурбон с содовой…
— Никакого алкоголя, — Наталья встала с подлокотника, потянулась, сбросила плед — в глазах появился блеск, движения вдруг сделались уверенными. — Нам сегодня работать допоздна. А ну — шагом марш в «службу»! Пить чай, если голоден — дать бутерброды. Через двадцать минут выезжаем…
Так, по тягостной сцене отчитался. Следующий параграф — ничего интересного, сплошь работа, поэтому буду краток.
Оказывается, взяли меня на должность второго «дневного» водилы. Поясняю: у Натальи четыре «суточных» водителя и два «дневных». «Суточный» постоянно находится в гараже, на случай экстренного выезда, и командует тремя механиками, которые обслуживают машины. Отдежурил сутки (ночью, как правило, никто никуда не ездит, на вечерние мероприятия — встречи, банкеты, премьеры и в рестораны возят «дневные», которым за каждый час после десяти вечера платят солидные сверхурочные — так что можно спать двенадцать часов кряду!), в десять утра — смена, три дня свободен. Неплохо, правда? У «дневного» рабочий день с десяти утра до десяти вечера. На следующий день — выходной, работает «дневной» водитель номер два. Потом опять с десяти до десяти, в общем, получается стабильный график «через день». Покажите такой график бюджетникам и сообщите, сколько эти водилы зарабатывают, вам в один голос скажут: не жизнь, а сказка!
Остаётся только добавить, что всех водителей, что «суточных», что «дневных», сюда отбирают по конкурсу примерно один на тысячу. То есть из тысячи мастеров своего дела возьмут одного, самого лучшего. Я в данном случае — глубокое и пока что никак не оправданное исключение.
На момент моего поступления первый «дневной» был в отпуске, отдыхал в Египте (то есть с ходу отозвать из отпуска затруднительно), а второго уволили. Это, видимо, чтобы совсем не оставить хозяйке места для манёвра. Три дня она каталась на «суточных», и ей это почему-то здорово не понравилось. Чувствовала себя ущемлённой.
Мне было объявлено: пока первый «дневной» в отпуске, работать будешь с десяти до восемнадцати, но каждый день. Всё, что после восемнадцати, — сверхурочные. Если надо, на работу меня привезут и увезут. То есть «суточный» утречком подскочит и — вперёд…
Я, естественно, от такой доброй услуги отказался. Представляю, что обо мне будут думать эти мастера, если им придётся возить меня на работу! Слава богу, пока машину не отняли, своим ходом как-нибудь доберусь.
С десяти рабочий день начинался только формально. На самом деле можно было бы заявляться к двенадцати — раньше полудня никто за ворота усадьбы не выезжал. Я быстро «навёл мосты» с домочадцами — просто относился к людям вежливо и по-доброму, в то время как меня негласно все уже считали фаворитом (сплетни тут разносятся — в мгновение ока!) и ожидали почему-то, что я буду взбалмошным, капризным и высокомерным. В общем, про уклад и распорядок мне всё обсказали в деталях.
Вставала Наталья довольно рано для тутошней публики — в восемь утра, часа полтора изнуряла себя физкультурой: бегала на дорожке, мимоходом просматривая корреспонденцию и прессу, потом занималась йогой, принимала душ и долго и обстоятельно завтракала с доктором Азаровым, которого ежедневно привозили к десяти часам. Зачем она терпела доктора, я не понял — возможно, у неё на этот счёт с мужем был какой-то договор, но мне этого бедолагу было искренне жаль. Я не видел, как она над ним измывалась, однако всякий раз уезжал он в изрядно удручённом состоянии, а порой вообще не в себе. Зачем доктор терпел Наталью, понятно — ему платили огромные деньги.