Обратный отсчет
Шрифт:
— Возможно, потом… — ответила она.
Они попытались выяснить, что разбилось, но ничего не нашли. Когда они поднялись по спиральной лестнице, по телу Николь побежали мурашки.
— Какого черта?! — вскрикнула она, увидев, что дверь в детскую распахнута.
В колыбельке, на розовых простынях в горошек, сияли осколки хрустальной люстры, разбившейся вдребезги. На потолке зияла огромная трещина — в том месте, где до этого висел роскошный, украшенный розовыми бусинами светильник из «Маленького сокровища».
Николь в ужасе оглядывала комнату. Люстры не падают сами по себе, без причины.
— Ты видишь то же, что и я? — спросила она Тессу.
— Да, — ответила та и замолчала, думая над ее вопросом. — Ты боялась, что это не так?
— Боже мой… — простонала Николь и еще крепче прижала к себе дочку. — Куинн… Ее бы убило.
С тобой она не будет в безопасности.
— Ники?
У Николь потемнело в глазах. Это было уже слишком.
— Таблетки, дай мне таблетки, они в шкафчике с лекарствами! — взмолилась она.
Шаги Тессы поглотил ковер на полу, было лишь слышно, как гремят во флаконе таблетки и в стакан льется вода.
— Сколько? — крикнула подруга.
— Две. Скорее. Пожалуйста.
Горло сжалось, она вот-вот начнет задыхаться.
Тесса вернулась, взяла Куинн и протянула Николь стакан и таблетки.
— Спасибо… — прохрипела она.
Малышка задремала на руках у Тессы под мерный ритм ее дыхания.
— Ники, это просто случайность. Вот и все. Понимаю, что это очень тяжело. Но послеродовая депрессия может вызывать такие состояния. Паранойю, страх, панику. Все будет в порядке.
Плечи Николь дрогнули, и она заплакала.
— Не будет, Тесса. Грег пропадает на работе и избегает меня, но я его не виню. Я просто развалина.
Она вытерла футболкой нос и почувствовала неприятный запах своего пота.
— Никогда у нас все не было так плохо. Он смотрит на меня… как на стакан, который вот-вот разобьется. Я не могу рассказать ему о том лете, и, мне кажется, он тоже что-то скрывает от меня.
Тесса, покачав Куинн, поднялась на ноги.
— Грег неожиданно стал отцом. Ему ведь тоже трудно. Не будь к нему строга. Он приспособится. А если нет, то ему придется отвечать передо мной, — пошутила она.
Николь заставила себя улыбнуться. Сколько же силы в этой маленькой молодой женщине!
— Ты ведь никому не выдашь мою тайну? — спросила она, умоляюще глядя на подругу.
Та посмотрела на нее:
— Никогда. Ты не одна, Ник. Я с тобой. Все будет прекрасно, эти тревоги померкнут и потеряют значение.
«Ты не можешь этого знать наверняка, — подумала Николь, — а я не могу рассказать тебе всю правду».
Глава девятая
Морган
Вторник, 8 августа
Николь Мэркем завещала мне опеку над своим ребенком? Телефон падает на пол, я вся холодею, как будто меня окатили ледяной водой. Это же безумие!
Я все еще не проснулась до конца, вдруг это просто сон? Я беру телефон и спрашиваю:
— Это что, такой розыгрыш? Кто вы на самом деле?
— Мисс Кинкейд, как я уже сказал, я адвокат Николь. Понимаю, что вы в шоке, но я не шучу. Можете проверить, я звоню по телефону из своего офиса.
Знает ли он, что я была на платформе? Что я последняя, кто говорил с Николь до того, как она спрыгнула?
— Нет, нет… Это какая-то ошибка.
— Никакой ошибки нет, — кашлянув, продолжает он, — я полагал, что вам известно о ее плане. Когда я видел ее в четверг, она настояла, чтобы я организовал для вас законную опеку над Куинн. Вскоре об этом будет объявлено, но я сообщил вам сейчас, потому что речь идет о физическом и психическом здоровье ребенка. Вы должны подписать и оформить все документы в течение месяца.
Я так сильно сжимаю пальцами телефон, что он трещит.
— Погодите, Николь изменила завещание в четверг?
В четверг я весь день была в «Гавани». И не подозревала, что незнакомка в это самое время вносит мое имя в документы об опеке.
— Мисс Кинкейд, я не понимаю… Вы утверждаете, что ничего не знали об этом?
— Нет, не знала.
Я в таком же замешательстве, как и он, но почему-то вдруг чувствую надежду, такую смешную и странную, что вряд ли стоит обращать на нее внимание. Когда год спустя после смерти Райана я распечатала заявку в агентство по усыновлению, было то же самое, такое же зернышко надежды затеплилось во мне. Я начала заполнять ее, но на пункте о моих рекомендациях дело застопорилось, ведь мне просто не к кому было обратиться. Друзья перестали со мной общаться, поэтому точно не поручились бы за меня. В агентстве, поискав информацию обо мне, вскоре узнали бы о Райане и обо всем, что произошло. Интересовался ли мной адвокат Николь? Похоже, нет.
Я знаю, какой опасной бывает надежда. Куинн Мэркем не принадлежит мне, это абсурд.
Закутавшись в одеяло, я спрашиваю:
— Кто отец Куинн?
— Мистер Мэркем некоторое время назад ушел из семьи и, кажется, не хочет — или не может — заботиться о Куинн. Вот почему мисс Мэркем назначила другого опекуна.
— Мистер Лумс, а вы знаете, почему именно меня?
Немного помолчав, он сказал:
— Николь дала мне понять, что вы были близкими подругами и что вы лучше всех справитесь с этой ролью. Вы же дружили, верно?
В каком же отчаянии была эта женщина, если решила доверить дочь незнакомке, а не кому-то, кого хорошо знала? Я не могу понять, где кроется разгадка и что же мне ответить. Адвокату надо сказать правду, ведь на кону жизнь ребенка.
— Нет, мы не дружили. Вообще-то я совсем не знаю ее.
На том конце повисла тишина. Может быть, он бросил трубку?
— Мистер Лумс?
— Я не очень понимаю… Она мне сказала, что вы желали бы получить опеку над ее дочерью, если в том появится нужда. И вот…