Обреченные на месть
Шрифт:
Когда дверь разлетелась в щепки и платяной шкаф, стоящий за ней, рухнул под натиском рьяных полицейских командос, сидевший в кресле Адам Перковский выстрелил себе в рот…
Как выяснилось, не все командос были готовы столкнуться с подобным и, как сказал репортеру один из них. «Лучше бы он в нас выстрелил. Пуля все равно не пробила бы защиту, а мы вынужденно застрелили бы его».
Действительно, зло усмехнулся Морсиано — тогда бы вы были героями, вчетвером расстрелявшие загнанного в угол инвалида. Новые чины, поощрения, благодарность — все это прошло мимо вашего носа. А теперь вы — засранцы, спровоцировавшие суицид.
А вот второе самоубийство заставило Морсиано задуматься. Неизвестный, видимо, ночью бросился с моста, разделявшего Нью-Джерси от Нью-йоркского Стайтент-Айленда. Грязный промышленный проток Гудзона, в который сливались нечистоты с обоих берегов, представлял из себя вонючую помойку промышленных и всевозможных прочих отходов… Утопленника заметили рано утром, когда он всплыл из буро-зеленой воды. Труп отправили в Манхэттен, где он сейчас и находился в анатомическом криминальном центре.
Странно было то, что самоубийца выбрал такое зловонное место, когда вокруг столько красивых мостов и более чистой воды Большого Гудзона, не говоря уже о соленой воде Атлантического океана, окружающего Лонг-Айленд…
Детектив решил съездить навестить знакомых патологоанатомов и взглянуть на извращенца-самоубийцу.
Подозрение Морсиано оказалось верным: неизвестный был задушен (возможно, ремнем безопасности автомобиля, судя по следу) и кем-то сброшен с моста. Документов или других вещей, определяющих личность, при нем не оказалось, но его уже дактилоскопировали и в ближайшее время ждали ответа из Федерального банка данных. Так что скоро этот мистер Х должен был стать определенной личностью.
Довольно полный человек, с одутловатым лицом, примерно сорока пяти лет, с шишковатым лысым черепом лежал со вскрытой брюшной полостью. Морсиано показалось — чем-то неуловимым он ему был знаком. Но чем? Договорившись о том, что ему перешлют в офис результаты вскрытия и взяв с собой фото покойника, полицейский вышел на свежий воздух.
Где-то, что-то и от кого-то он слышал об этом человеке… Стоп! Морсиано поспешил к своему автомобилю и кратчайшим путем устремился в направлении центрального аэропорта Кеннеди по мосту Квинс Боро бридж и далее через Асторию — в отель «Ромада Ин». Цепь замкнулась — дежурная девушка-портье опознала фото.
— Да, это один из тех двоих, которые интересовались прилетевшим из Москвы русским парнем. Вы ведь его увезли буквально перед их приездом, — вспомнила она. — Я тогда записала номер их машины. — И она, порывшись в ящике-бюро, протянула белый фирменный бланк отеля.
— Большое спасибо, Стейси, — сказал Морсивано, прочтя ее имя на пластиковой табличке, приколотой немного выше левой, уверенно выпирающей груди. Девушка чуть смутилась, ее маленькие ушки порозовели.
— Еще я заметила, — добавила она, — что между собой эти люди энергично говорили по-русски. Я это точно знаю — такие слова я часто слышу от прилетевших русских пилотов. Возможно, это сленг, — сказал она и порозовела еще больше.
— Вы оказали нью-йоркской полиции неоценимую услугу, — глядя в ее глаза и будто прожигая насквозь своими сине-фиолетовыми, цвета вечернего неба глазами, сказал Морсиано. — Возьмите мою карточку. Если что-то еще вспомните или просто будете нуждаться в помощи — позвоните обязательно. Договорились?
— Да, сэр, — и ее щеки вспыхнули еще ярче.
Как знать, может, когда-нибудь позвонит, и, конечно же, под выдуманным предлогом, — подумал Морсиано. Конечно же, ему нравились молодые девушки, но что он мог дать им взамен в свои сорок три с половиной года?
Последнее время его угнетали собственные дни рождения, и он отмечал их чисто символически — на службе. Сослуживцы знали, что 30 июля Фред Ди Морсиано обязательно будет угощать всех подряд «Кьянти», пиццей и «Бурбоном» со льдом. Такая уж у него выработалась традиция. Но вот уже в новом году этого не произойдет, грустно подумал он. Да, в конце концов, сорок четыре не круглая дата, так что можно и не отмечать…
К его приезду в офис все закольцевалось окончательно. Убитый оказался Алоизом Собачиносом, уроженцем теперь уже свободной Литвы, проживающим до того, как выехать в США, в Вильнюсе. В Штатах он жил в Александрии — районе Вашингтона Ди Си. Имел проблемы с полицией, подозреваясь в торговле детской порнографией. У себя на родине привлекался за то же самое и педофилию. Скрылся из-под следствия, оставив крупный залог.
Ну что ж, сколько веревочке ни виться, а совьешься ты в петлю… Как пел когда-то знаменитый русский бард Владимир Высоцкий, выступая в Квинс-колледже. А юный Фред Ди Морсиано, студент Квинс-колледжа, был тогда потрясен и исполнением, и голосом этого невысокого человека.
Именно тогда Фреди открыл в себе третью ипостась — поняв, что является не только американцем итальянского происхождения, но еще и русским по крови… И если бы он не был русским, разве его смог бы потрясти этот пусть даже и уникальный бард? Так он думал тогда, и после выступления подошел к певцу, пытаясь что-то значительное высказать ему. Высоцкий, улыбаясь, слушал этого долговязого студента, может быть чем-то напоминавшего его сыновей, и вдруг спросил:
— Хочешь на прощание спою тебе новую песню? Я ее еще не исполнял.
Ошарашенный Морсиано ответил по-английски:
— Да, сэр, пожалуйста.
И Высоцкий запел. Что это было, теперь Морсиано уже точно не вспомнит, но осталось в памяти ощущение, будто певец хотел умереть, а ему не давали. Он просил отпустить его на свободу, а ему отвечали — не сейчас, останься, еще не время. Он хотел жить и любить, а ему говорили — успокойся, этого нельзя…
Много позже другим голосом и другими словами такую песню написал молодой певец — уголовник из черного гетто Ай Кон. Спел и стал знаменит не только в Америке, но и в мире. Сидя за решеткой, он создал группу музыкантов из таких же молодых правонарушителей. Он исполнил и записал с ними диск, ставший Платиновым и принесший им двести миллионов долларов за несколько месяцев.
Морсиано больше всех остальных любил пятую песню с этого диска «Хэро», что в общем-то обозначало на сленге афро-американцев — гетто, дом матери и тюрьму одновременно, как, впрочем, и жизнь на этой земле…
…Переданный Морсиано в отдел автомобильный номер Собачиноса вызвал у коллег уважительные взгляды и реплики в его адрес.
— Да уж, не ценят наших детективов. Таких парней да на заслуженный отдых, а кто ж работать-то будет? — подначивали они его.
— Вот вы, лодыри, и будете! Хватит уже поглощать литры кофе с Донадсами{сладкие шоколадные бублики}. Да занимать туалеты наперегонки с начальством! — отбрил он их всех разом.