Обреченные светить
Шрифт:
– Объединение Государств Нового Времени. Они хотели даже новое летоисчисление ввести, – дополнил Кевин. – А мы убеждены, что и над ними стоят некие фигуры. Орден называет их «Верховный Совет».
– Какой орден? – спросила Кара.
– Как какой? Наш! «Песчаный» орден, а мы – члены ордена – называемся «Песчаные». Наша основная цель это – спасение людей в этом месте от тех, которые когда-то были людьми.
– Твоя смерть была бы мучительной, если бы Рейф не спас тебя. Они и костей не оставляют, – сказал Кевин.
– Спасибо, что спас меня.
– Не за что. Что-то в тебе привлекло
– Забытого?
– Мы нашли Рейфа рядом со стенами лаборатории подопытных крыс «Цитадели», когда подбирались к ней. Их база в Америке, но ее построили только после взрывов. Там они создают своих механических монстров из людей, изучают мифических существ, поэтому мы побоялись брать его к себе. Он понравился нашей начальнице, поэтому мы его взяли. Вот спустя три года этот малек состоит в числе моих начальников.
– Я ничего не помнил. В базе данных была только дата рождения и имя. Ничего больше. Мы думаем, что я был в лаборатории и что-то увидел, что имело огромную ценность, и они стерли мне память и данные обо мне. Я уже три года служу в «Песчаном» ордене. Сегодня мы уплываем из этого гиблого места в Европу, но сначала я тебя провакцинирую, – Рейф взял шприц с золотой жидкостью, продезинфицировал область у колена и был готов вводить лекарство.
– Не трать лекарство на нее. Лучше дай мне. У вас есть иммунитет, а у меня – нет.
– Их кровь могла проникнуть через раны, – он уже ввел иглу под кожу.
– Посмотри на нее! – закричал Кевин. – Ты видишь ее мертвенно-свинцовую кожу? Синие вены? Или ты ослеп? Она уже мертва!
– Заткнись! – оборвал его Рейф, вводя лекарство. – Я, командор «Песчаного» ордена, Рейф Мелкий, приказываю тебе заткнуться и вести нас в порт, или я убью тебя этим шприцом, и ты получишь лекарство, – Кевин затих. – Никто не тронет тебя, я не позволю.
– Спасибо, – сказала Кара, побаиваясь Рейфа, ведь он точно бы не стал разбрасываться пустыми обещаниями.
– Извинись перед ней, – холодный и жуткий голос Рейфа заставит каждого подчиняться, особенно после таких речей.
– Простите, мисс Ридз, за дерзость, – сказал Кевин.
– Ничего страшного. Я сама еще себя не видела и не знаю, насколько жутко выгляжу. Может, я сама своего вида испугаюсь, – она посмотрела на Рейфа. Он смотрел на нее серьезным взглядом и неожиданно улыбнулся.
– У нас там есть новая одежда. Мы поменяем твои штаны, – он надел на маленькие ножки Кары ее огромные ботинки. – И ботинки тоже поменяем. Мне кажется, они тебе жмут, – они засмеялись. – Запомни этот момент. Это твой первый смех в новом настоящем.
– А ты что-нибудь помнишь из прошлого? Все-таки три года прошло, а амнезия уходит за год.
– Я бы помнил больше, будь это просто амнезия. Все, что я помню, – лишь смазанные картинки. Иногда я натыкаюсь на что-то или делаю что-то, что, кажется, уже было, но я не помню ни где, ни когда, ни что-либо еще.
– Забавно, что я помню свое имя, но не помню, как я выгляжу.
– Ты красивая даже с мертвенно-свинцовой кожей. У тебя темно-карие глаза, как мои, но темнее. Маленькие пухлые губы. Слегка впалые щеки, четко выраженные скулы, скорее всего, из-за голода. Темные волосы до плеч. Мягкая кожа, подсушенная солнцем. Холодные руки, – Рейф говорил все медленнее и медленнее. – Худые пальцы, – он взял ее руку и медленно гладил ее ногти. Он замолчал, будто пытался вспомнить.
Машина выехала на пустырь. Через ее окна солнце осветило салон и играло на светлых волосах Рейфа, отблескивало от стекол и светило в его глаза. Он закрыл один глаз и закрыл на половину второй.
Наконец Кара увидела воду, на которой также играло солнце, отражаясь на корабле. Машина остановилась у причала, где никого не было. Были только палатки, потухшие костры и оставленные вещи. Корабль грозно загудел, чтобы опаздывающие пассажиры шли быстрее. Рейф выпрыгнул из машины. Кевин крикнул что-то ему о кабине, отдыхе и подъеме на корабль.
Рейф осторожно вытащил Кару из машины, заранее попросив ее взять папку с бумагами из багажника, и унес ее на корабль. Кара провалилась в глубокий сон, а судно отправилось в неизведанную еще им даль.
2 глава. Воспоминания
Кара проснулась в окружении белых штор. Слегка покачивало. Она чувствовала себя так, будто заново родилась. Голова и ноги больше не болели. Кара была полна сил и энергии. Она приоткрыла ткань, служившую одеялом. На ногах не было швов. Какие хорошие врачи! Одна операция – и ничего не видно! Она аккуратно свесила ноги с кровати, не почувствовав боли, Кара встала. Какое же наслаждение не чувствовать боль. Лишившись этого комфорта, хочешь скорей его вернуть, а когда здоров, совсем не замечаешь своего счастья.
На тумбочке лежал бордовый платок-шарф, как раз тот, который был на Рейфе. Кара взяла его в руки и уткнулась в него лицом. От него пахло потом, грязью, пылью, машинным маслом и были капли крови, вероятнее всего, принадлежавшие ему самому.
Кара приоткрыла шторы, отделявшие ее от мира, где она теперь находилась. Никого не было. Зато там было зеркало, в котором она наконец увидит себя. Оно было длинное, поэтому Кара, встав перед ним, увидела себя в полный рост. Какая она низкая! 160 см – максимум! На ней были белые штаны, белая футболка. Кара была худая. Худые ноги, лицо, руки, глубокие и темные провалы глаз. Легко пересчитать ребра через майку. Цвет кожи все еще был мертвенно-свинцовым, но уже выровнялся. Слова Рейфа, в основном, были правдой, не считая его собственной оценки, что она красивая. Она была красивая, но красивым разве бывает узник Бухенвальда?
Кара вышла из помещения сразу на палубу. Яркий солнечный свет врезался в ее ослабшие глаза. Морской воздух наполнил легкие Кары и накрыл ее волной свежести. Она пошла босиком по деревянной палубе. Кара подошла к бортику и посмотрела вниз: там была другая металлическая палуба, по которой ходили рабочие. За бортиком этой палубы был океан. Кара облокотилась на него, свесив руки с шарфом вниз. Она закрыла глаза и наслаждалась этой атмосферой.
Кара услышала чьи-то шаги. Она обернулась. Это была приятная на вид женщина. Ее светлые волосы на солнце блестели золотом. Персиковый цвет ее губ почти не выделялся на загорелой коже. Она приятно улыбнулась и сказала: