Обречённые. Том 1
Шрифт:
Внушала уважение и древность издания. Шутка ли: 2010 год! Начало прошлого века, самая заря нанотехнологий и генной инженерии, когда ещё слыхом не слыхивали о возможностях инфоцентров, довольствуясь примитивными компьютерами. С точки зрения историка — далёкая эпоха, когда Третий Мир хоть уже и начали давить, но ещё не перешли в тотальное наступление. Громили всякую мелочь — Сербию, Ирак, Афганистан, Ливию… Теперь почти никто и не помнит о тех войнах, даже из историков. А ведь они были первыми порывами ветра перед великой бурей. Того, что, боязливо оглянувшись и понизив голос до шёпота, если уж невтерпёж, называют Великой
Ничего этого в 2010 году ещё не было. И нынешнее настоящее было лишь одной, хоть и самой вероятной альтернативой будущего. Но, возможно, поезд истории ещё мог свернуть. Соответственно, и упоминалась в книге страна, которой — если верить официозу — просто никогда не существовало. Союз Советских Социалистических Республик. Коротко — СССР.
Мэтхен отщепил от доски новую лучину, водрузил её на место прогоревшей. Надо сообразить какой-нибудь светильник, когда у него будет дом. Интересно, а та дрянь в лужах, которую употребляют подкупольные наркоманы и мучимые вшами, — она горит? Если да, можно смастерить из какого-нибудь шнурка и пары консервных банок нечто вроде керосинки.
По временам Мэтхену казалось, что он читает роман в жанре альтернативной истории. Может, и правда?.. Революция и гражданская война, образование СССР, противостояние Сталина и Троцкого… Великая Отечественная. А он, выходит, не ошибся, предположив, что был кто-то, без кого союзники не победили бы Гитлера на суше! Ну, точно, вот оно: Берлинская наступательная операция. Получается, не американцы, а русские в 1945-м году его взяли? Ничего себе… Тогда мятеж террористов, расколовший Германию надвое в 1949-м, и поставленная между двумя частями крепостная стена, это… эээ, как бы помягче… Ну, непроверенная гипотеза, что ли?
Полёт в космос — вообще что-то с чем-то. Скажите на милость, как в кровавом хаосе, в условиях бесконечной гражданской войны, а то и Зоны, могли появиться передовые на тот момент технологии? И с немцами это крошево княжеств, ханств и республик бы не справилось. Значит, было, было государство! Только называлось оно уже не Российская империя, а…
Одно из двух. Или всё, что здесь написано, лишь ненаучная фантастика. Или то же можно сказать об исторической науке Свободного Мира…
— Эдик, а это что такое?
Как ужаленный, Мэтхен обернулся. Только что мирно спавшая Эири проснулась, взглянула сквозь пламя костра — и первое, что увидела — склонившегося над странным предметом приятеля. Тот морщил лоб, вглядываясь в покрытый какими-то странными закорючками лист бумаги. Она встречала такие, в некоторых были выцветшие от времени и непонятные, но красивые картинки. Были и безо всяких картинок, с одними значками. Да зачем они вообще нужны? Даже в качестве топлива для костра толку чуть. Можно, конечно, подтираться, но большинству поселковых такие сложности ни к чему. Чего там можно высмотреть, в этом скопище непонятных значков? Но смотрит ведь неотрывно, водит глазами туда-сюда, даже губы что-то шепчут. А что — не поймёшь. Остаётся спросить, и…
— Это… книга. Её читают.
Мэтхен покраснел, впрочем, в полутьме и под слоем грязи было незаметно. Как объяснить понятнее, он не знал. Как описать, как выглядит солнце, человеку, слепому от рождения? А как объяснить, что такое чтение, той, кто в жизни
— Ты надписи на стенах видела? — спросил он.
Эири кивнула: как же, попадались. Иные — старые, почти скрытые слоем слизи, но главное — совершенно непонятные подкуполянам. «Бей чурок!», «Татушки» — супер!», или вот такая: «Мэра — к стенке!». Кто это — мэр, и зачем его надо «к стенке»? Чтобы такие надписи карябал, что ли? Другие новее и понятнее, как правило, обыкновенный мат: по-иному в Подкуполье не общались. Поселковые поговаривают, царапал их какой-то Жора Умник, пока не забрёл по пьяни к саркофагу, там его каннибалы и схарчили. Он даже песни сочинять умел. «Я к любимой милке в гости на свидание пошёл. А она, блин, нос воротит — разве это хорошо?» Одно слово — прибабахнутый он был, как все, кто Оттуда.
— Видела, — вздохнула она. — Не понимаю тех, кто из накарябал: что, нельзя сказать? Так ведь и не пишут те, кто говорить могут, а кто пишет — те за троих болтают.
— А здесь — тысячи таких надписей, — объяснял Мэтхен. — И всё о вашей стране. Называется: «История России». Подумать только, Там ничего подобного не осталось…
— А что такое эта «история» и «Россия»? — тут же забросала его непростыми вопросами Эири. — И «страна»?
— Это о том, что было до Подкуполья.
— Разве оно было не всегда?..
Разговор вышел долгим, костёр успел трижды прогореть, трижды пришлось приносить побольше хлама из кучи у двери. Хорошо хоть, успели притащить кучу досок до очередного чёрного дождя. Зато теперь можно не высовываться под сыплющую с неба отраву. Мэтхен подкидывал дрова, но лучинку не разжигал: он уже понял, почитать не удастся. И, конечно, не раз наивные вопросы ставили Мэтхена в тупик. Что могла знать о прошлом девчонка, никогда не выбиравшаяся из посёлка? Но когда забрезжил рассвет, иссяк чёрный, как вакса, дождь, из подвала вышел совсем другой человек…
То есть мутант.
Ржавая дверь, что работала, сама того не подозревая, всю ночь за сигнализацию, отворилась с противным скрипом. Пора было уходить — но шестое чувство властно толкнула обратно. Мэтхена интересовало, для чего построили ангар, и нет ли тут чего-то полезного. Если бегло просмотренный учебник не врёт, повоевать в ХХ веке России довелось, да и в двадцать первом тоже. Должны быть какие-то склады оружия. Почти всё наверняка вывезли, часть для стран-сателлитов Свободного Мира, которым своё и новое давать жалко, часть упокоилась в частных коллекциях и музеях, а часть пошла в переплавку — хорошая оружейная сталь нужна всем. Но, может быть, что-то осталось? Автомат у него есть, уже хорошо. Вот бы найти патроны, какие не производятся в Свободном Мире… Подпалив факел от последних углей, Мэтхен и Эири пошли вглубь. Тут было сухо, температура почти не менялась — если тут было стреляющее добро, оно могло сохраниться.
Сначала попадался какой-то хлам: прессованные ржавые остовы автомобилей, истлевшее тряпьё, рассохшаяся мебель, ржавые тросы, лебёдки… Если б осмотреть склад было бы не лениво, можно было бы не мучиться с коптящим мусором, а расколоть несколько книжных шкафов и стульев.
Но главное открытие ждало путешественников дальше. Похоже, это всё-таки был склад оружия, и это объясняло всё: и присыпку ангара землёй — для маскировки, и положение на отшибе, посреди болот и неудобий, и даже весь хлам у входа.