Обречённые. Том 1
Шрифт:
Училась Эири быстро. И уже её язык, пробежав по губам Мэтхена, скользнул ему в рот. Во мраке казалось, что он целуется с обычной девушкой. Кстати, помнится, у одной из его студенток был пирсинг во рту — может быть, у её поцелуя был бы такой же привкус? Мэтхен не пробовал, теперь и никогда не попробует. И, странное дело, он поймал себя на том, что ничуть не жалеет. «Нет, ребятки, вы уж там как-нибудь, без меня, — решил он. — А мой дом — Подкуполье. Именно так. Не Зона, не Резервация».
Губы разошлись с клейким, влекущим, воспламеняющим кровь звуком. Мэтхен не удержался, быстро поцеловал ещё раз влажные, чуть припухшие губки Эири. Девушка скользнула по ним язычком, будто спеша в последний
Над Подкупольем висела непроглядная, кромешная тьма. Чуть слышно свистел ветер в камышах, шелестел дождь, кровавили мрак отблески подводного пламени. Но двум усталым и голодным путникам посреди отравленных болот было не до того. Каждый надолго погрузился в свои мысли, пока усталость не победила, и сон не сморил обоих.
— Вот мы и дома, — произнесла Эири. — Спасибо, что помог. Сам-то где живёшь?
Умеет же она задавать вопросы! Мэтхен не знал, что ответить: Двуглавый ничего не говорил, а после краников ему было домом всё Подкуполье. Можно, конечно, остановиться в той самой развалине, где в подвале припрятал трофейный автомат… Решено!
На второй день они едва тащились, если б не Эири, Мэтхен точно бы там остался. Жар прошёл, но навалились обессиливающий кашель и противная слабость. Хотелось прилечь — прямо тут, в ледяную воду, несмотря даже на то, что тогда он сляжет окончательно. Перед глазами всё плыло, голову снова ломило. Спасала Эири — днём она находила дорогу, будто в топях и родилась.
Сперва они, наконец, выбрались на твёрдую землю. Идти стало легче, теперь можно даже не останавливаться, пытаясь унять головокружение и держась за плечо Эири. Впереди, наконец, показалась сперва изуродованная мутацией роща, а потом и озеро. Мэтхен спросил было, где же саркофаг, оказалось, они вышли с другой стороны. Дальше дорога была знакомой, Эири и сама не помнила, сколько раз по ней ходила. Вот и первые, разрушенные почти до основания дома. Это уже начало посёлка. Ещё полкилометра — и появится вожделенный, после вынужденного путешествия, завод. Как всё-таки здорово, когда есть еда, да и отрава из краников нужна многим.
Только он теперь к краникам — не ходок. Одного раза хватило. Вот книга — это, действительно, хорошо.
Остался последний вопрос, жилищный.
— Вон там, — указал он развалину с тайником. — Там же никто не живёт?
— Никто. Зайду как-нибудь в гости.
Дом был, конечно, без крыши и двух стен — зато уцелела часть перекрытия, оставлявшая сухой закуток. Подвал с тайником тоже был цел: все две ночи сюда никто не наведывался. Цементные ступени раскрошились от влаги, перила проржавели в труху, но спуститься ещё можно. Внутри оказался сухой, даже уютный подвал остатками труб отопления: последний раз по вода текла по ним сто тридцать лет назад. Мэтхен уже собрался искать хлам для лёжки — но Эири потеряла терпение. — Да хватит суетиться, вечером поселишься, никто тебя отсюда не выгонит! Пошли, на завод пора.
— Так ведь уже опоздали! Да и день пропустили…
Девчонка засмеялась, весело, заливисто, только как-то странно. Звучали в этом смехе жёсткие металлические
— Первый раз у краника — значит, молодой, неопытный. Петрович — он всё понимает, хоть сам только по праздникам к кранам приходит.
«Так тут ещё и праздники есть!» — теперь Мэтхен был совсем сбит с толку. Зачем праздники, если у поселковых каждый поход к кранику — праздник?
— Пошли быстрее, нехорошо весь день пропускать.
— Почему?
— Ну… Не принято, значит.
Мэтхен поплёлся за беспечно насвистывающей Эири. Хотя голову по-прежнему ломило, а после озёрной водички появилась ещё и острая резь в животе. Впрочем, много ли осталось от привычного въедливого, дотошного историка Мэтхена, который попал в Подкуполье за то, что слишком много знал? С каждым днём он вытеснялся другим, ещё толком неизвестным — но куда более знакомым с жизнью в Подкуполье Меченым Эдиком. Этот новый не только не страдал от потери привычного комфорта, он ценил именно эту жизнь, в Подкуполье. Существование в прежнем мире он считал сном, нереальным мороком.
С другими, по большей части молодыми мутантами, Эрхард перешагнул порог цеха. Надо же, блондинка тоже опоздала! И, может, тоже вчера не приходила. Сейчас нам всем покажут…
Петрович окинул Мэтхена хмурым взглядом сверху — и по-своему истолковал его бледность и шатающуюся походку:
— Не отошёл ещё от радости подкупольской? Иди, посиди в уголке. Вечером пойдёшь за баландой. Выздоровеешь — отработаешь.
Глава 4. Школа Подкуполья
— Прочитай этот абзац, Гуг, — сказал Мэтхен.
— «И он разросся, этот парк, и стал любимым местом отдыха для взрослых, а для молодёжи он был даже не местом, а самой жизнью в пору её юного цветения, он рос вместе с ними, был юн, как они, но его зелёные кроны уже шумели на ветру, и в солнечные дни там уже было тенистои можно было найти таинственные укромные уголки, а ночью, под луной, он был прекрасен, а в дождливые осенние ночи, когда опадал мокрый жёлтый лист, виясь и шурша во тьме, там было даже страшновато, в этом парке».
Читал, и не по слогам, а с выражением, крошечный мохнатый человечек с высоколобой, яйцеподобной головой. В нём было сантиметров шестьдесят, не больше. Человечка звали Великан Гугнява, было ему уже пять лет, и Мэтхен не сомневался, что больше он не вырастет. Но Гугнява, хоть и пришёл в школу недавно, оказался из самых способных учеников. Он водил крошечным пальчиком по ветхим страницам, и слова старинной книги оживали, превращаясь в кровавое и героическое сказание. Малышня слушала, затаив дыхание: им открывался пугающе-огромный, но чудесный и яркий мир. Кажется, сделай лишь шаг, и покинешь унылое, загаженное Подкуполье.
Но ох, как непрост этот шаг. И раз за разом Учителю Эду приходится отвечать на вопросы:
— А что такое этот парк? Он как то Чудовище, что позавчера на окраине заметили?
— А почему они зелёные, когда все листья чёрные?
— А что такое эти кроны, и почему они шумели на ветру?
— А что такое луна? А правда, что она из замёрзшего пойла состоит?
— А почему листья жёлтые, когда они зелёные были, и почему они опадают?
Столько вопросов — на один небольшой абзац. А сколько их будет, когда перевернётся последняя страница найденной в развалинах книжки? Когда освоившие чтение прочитают и другие книги? Не просто раскрыть ворота в другой мир тем, чьё настоящее — чёрная слизь, свинцовый смог и налакавшиеся у краников до изумления родители. Тем, у кого нет ни будущего, ни прошлого, одно лишь уныло-однообразное вечное настоящее.