Обречённые. Том 1
Шрифт:
Боря не был таким уж гением — но даже его попорченных пойлом мозгов хватило, чтобы понять: впервые за много лет у него появился противник. Было бы полбеды, если бы какой-нибудь обыкновенный безмозглый костолом. Таких он видел, последнего забил насмерть лет пять назад, Эири как раз год сравнялся. Но этот делал что-то непонятное — и с каждым вечером всё меньше народу ходило к краникам, а всё больше пропадало в хатке новичка. Если так пойдёт и дальше…
Впрочем, это тоже полбеды. Хуже, что жена куда-то спешит по вечерам, стоит ему отправиться к краникам. Особой любви он к ней никогда не испытывал, а с некоторых пор стал, наоборот, злиться. Ну что это такое: уже два года вместе, каждое утро, как только возвращается
Да что там, и сама ведь как-то незаметно, исподтишка стала другой. Даже словечки какие-то новые появились. «Россия», «история», «Резервация» какая-то… Тьфу, и не выговоришь! А вот ещё словечки: «мутанты», «энергокупол», «европейская федерастия»… И всё говорит какие-то заумные вещи, будто страна такая существовала, ещё до того, как Подкуполье образовалось. Как пить дать, очаровал её этот очкарик, забил голову всякой дурью, которую и выговорить-то на трезвую голову не выговоришь.
То ли дело с Ханкой Портянкой, или с Глюкой Козюлиной, или с Рыжей Зинкой… А лучше со всеми сразу, и ещё несколькими поселковыми девками. С кем бы они там ни жили, а вождю не откажется дать ни одна. Против не будут даже их нынешние хахали: наоборот, будут потом ходить гоголем и хвастаться: раз с моей девчонкой сам Двуглавый спать не побрезговал, значит, я и сам чего-то стою!
И всё-таки верность Эири — вопрос не чувств, а престижа. Даже, можно сказать, власти. Двуглавый вряд ли сумел бы это объяснить словами — но если вождь не может добиться покорности даже от жены, как он будет этого требовать от других?
Увы. Будь второй половинкой какая-нибудь Глюка Козюлина, проблем бы не возникло. Его кулаков боится весь посёлок. Но с Эири такие шуточки не проходят. Разок он попробовал — кулаки болели почти месяц, пока не срослись кости. Это её умение превращаться в стальную статую, неуязвимую, как броневик «туристов», по сути, уравнивало его превосходство как вождя.
Так что же, оставить всё, как есть? А может, всё-таки ударить, но не по ней?
Обе головы оскалились в злобной ухмылке. Двуглавый Борис, «пурзидент» посёлка, принял решение. И для начала, пока никто не ждёт от него неожиданностей, Двуглавый решил навестить школу. Надо же, в конце концов, посмотреть, что это за хрень такая.
…Он едва протиснул в подвал огромное тело, все четыре глаза подслеповато щурились, взгляд упал на непривычно чистые руки, лапы, клешни поселковых детишек — те боялись запачкать листы книг. Двуглавый Боря вслушался в шелестение старых страниц, испятнанных непонятными закорючками бумажных листов. Такие попадались в развалинах и ему. Впрочем, он больше ценил другие: те, где были сказочно красивые, правильные и соразмерные тела обнажённых красоток в позах, которые в пьяном бреду превращаются в непристойные видения. В развалинах то ли котельной, то ли какого-то завода у него таких припрятана целая стопка. Перед посещением краников можно прийти к тайнику, посидеть, полистать.
Эти книжки не такие. Тут нет голых баб, в некоторых нет и самих картинок, а обложки выцвели и разбухли от влаги. Листы сплошь покрыты какими-то закорючками, непонятными и неинтересными. Того, что для поселковых детишек они стали окном в другой мир, он не мог себе представить.
Правая голова Бори прислушалась, левая, наоборот, рассматривала набившийся в землянку люд. Мужичок, забывший дорожку к краникам ради книг, по слогам читает какой-то роман в затрёпанной обложке, шевелятся синюшные, вывернутые наружу огромные губы, узловатый сизый палец, как протухшая сосиска, скользит по строкам. «Донна Матильда, я давно хотел вам сказать, — произнёс рыцарь, вбрасывая иззубренный меч в ножны. —
Ярость взмыла и ударила в обе головы девятым валом. Теперь ясно! Пригрел змею! Вот из-за кого все неурядицы происходят! Давить этого Меченого, хотя бы из посёлка вышвырнуть, а книги в топку все! Иначе сегодня он соберёт всех тут, а завтра и к краникам встанет. Вышвырнув того, кто стоял там, когда этого пакостника в Подкуполье и духу не было!
— А ну, пошли все на…! — прорычала правая голова, брызжа слюной. Левая повернулась к малыше и хотела тоже рявкнуть так, чтобы с потолка сор посыпался — но голос дал петуха, и получился какой-то сиплый визг: — Потому что не положено!!!
— Слышь, Двуглавый, ты что? — читавший любовный роман мужичок отложил книгу. — Мы тут что, друг друга жрём или трубы портим?
— Увидел бы, что портите — тут бы и урыл, — на этот раз две головы говорили хором, голоса звучали басовито и серьёзно. — Меченый, а ну дуй сюда!
Не ожидая от разбушевавшегося здоровяка ничего хорошего, Мэтхен всё же подошёл. Какая-никакая, а единственная в посёлке власть. Любая власть терпеть не может, если её не уважают. Соответственно, и нормальный разговор с ней тогда невозможен.
— Что мы такого делаем? — спросил Мэтхен, стараясь, чтобы в голосе звучала обида в лучших чувствах. — Мы заводу работать мешаем?
— Инструкцюю нарушаете! — хрипло рявкнули две головы хором. Уже сама по себе левая добавила: — Не было такого у нас, сколько жили, без этой дури обходились, и впредь обойдёмся! Не по порядку это!
Наверное, стоило бы согласиться, кивнуть — и продолжать дело. Или действительно исполнить волю предводителя. В конце концов, если б не Двуглавый, кто знает, где бы он оказался? Но Мэтхен видел интерес учеников, видел, как зачитывают старые книги до дыр и лазают по руинам в поисках новых. Отступление было бы предательством этих славных малых. Можно признать «ошибку», и большие начальники смилостивятся, закроют на неё глаза. Один раз так уже было: стоило сказать, что сенсационное открытие — вымысел, литературное упражнение, и его оставили бы в покое. А если написать пару статей под диктовку СОИБ, можно рассчитывать на нехилый грант.
Он отказался. И в итоге оказался здесь. За Барьером таких, как он, как собак нерезаных! Одним историком больше, одним меньше, подумаешь… Там — университеты, наука, огромные города и быстрые гравилёты. А тут от него зависит, действительно, всё. Если отступить — все эти разноликие существа не узнают, что можно жить по-иному. Они так и останутся навсегда в неведении, в своём мирке, мирке без прошлого и будущего.
Нет, не навсегда. Только пока Там согласны терпеть Зону.
Но как объяснить это существу, и слово-то такого — «история» — никогда не слышавшему?
— А точно обойдёмся? — поинтересовался Мэтхен. — Учиться-то все хотят!
Всего ожидал Двуглавый, но такого… Паренёк-то мелкий, соплёй перешибёшь, а гонору сколько! Четыре ненавидящих глаза буравили Мэтхена, изгнанник чувствовал, что великан сдерживается из последних сил. Сейчас пустит в ход пудовые, жёсткие, будто каменные кулаки — и он ляжет первым. А следом — и остальные, потому что детвора и несколько доходяг, едва выдерживающих жизнь в Подкуполье, не смогут противостоять этакому чудовищу. Им хватит мозгов вступиться: мужик с вывернутыми наизнанку губами, выхватил кирпич из «подлокотника» самодельного кресла. Детвора тоже вооружалась, растаскивая кресло и подхватывая с пола обломки. Подкупольская малышня далеко не такая хилая и безобидная, как кажется на первый взгляд. А попадать камнем в бегущую крысу — вообще каждый умеет, есть-то охота!