Обречённые. Том 1
Шрифт:
— Я!
— Надо запасти побольше баланды. Боюсь, на раздачу первые гостинцы и прилетят.
— Уже сделано! — Петрович аж залоснился от радости, захлопали крылья, он едва не воспарил над строем, и только под строгим взглядом командира остался на земле. — Как услышал, что воевать будем, излишки консервировал в резервуаре. Сейчас там порядка трёхсот тонн. Оборудование к вечеру демонтирую, надо припрятать в подвалах, а то ведь пожгут.
— Молодец! Все свободны. Оружие держать наготове, при себе. Может, придётся вскакивать по тревоге. Взводу Мэтхена — заступить на боевое дежурство.
Эрхард ответил уставным, въевшимся за эти месяцы в плоть и кровь: «Есть». А сам бросил взгляд на своих,
Ближе к ночи ветер снова поменялся. Потянуло промозглым холодом, пелена смога вновь укрыла всё непроницаемым саваном, закапал привычный, чёрный от сажи дождь.
Придерживая рукой дождевик, Мэтхен шёл к двери заводского подвала. Именно его, наверное, из-за мощных перекрытий, выбрали в качестве командного пункта. Капли дождя глухо били по полиэтилену, лениво скатывались вниз. Поселок обступала тьма. Впереди канули во мглу посты наблюдателей, выставленные по окраинам посёлка. Особенно много их на западных окраинах, в развалинах домов и чахлой мутантской роще.
«Наблюдатели, ха!» — думал Мэтхен, глазея в приоткрытую дверь. Местные в такую ночь ещё могли видеть метра на три-четыре. Он, уроженец Забарьерья, едва мог рассмотреть ладонь вытянутой руки. В такую ночь важнее не зрение, а слух, тишина такая, что сказанное шёпотом слово можно услышать за десяток метров. А уж лязг танковых гусениц или рёв мотора гравиплана… Или шаги пехотинца, не считающего нужным, да и не умеющего особо таиться…
Мэтхен возвращался с обхода постов. Натасканные Ярцеффом бойцы несли службу не за страх, а за совесть. Как он ни таился, стараясь, как наказал капитан, подойти незамеченным, на всех постах его вовремя услышали, опознали, окликнули условной фразой. Удовлетворённый, Мэтхен приоткрыл заскрипевшую дверь. Почти сразу же зазвонил старинный полевой телефон.
— Первый, первый, я Осина, — слова и фразы отточены и отработаны до автоматизма, в бою будет не до воспоминаний. А голос строгий и требовательный — Ярцефф явно не спит. — Доложите обстановку.
— Осина, я первый. Всё тип-топ.
— Как? — спросили в трубке. Фраза должна быть привычной, чтобы даже по обрывкам, которые донесутся сквозь треск помех или до обрыва связи, можно было понять, что происходит. Если каждый будет говорить, как ему вздумается, говорить придётся дольше, но главное, сложнее понять приказ или доклад. Ярцефф не успокоился, пока так не стали говорить непроизвольно, прилагая усилия, чтобы вспомнить прежние выражения. Зато теперь мозг не тратил времени на «перекодировку» жаргона, который у каждого свой, а сразу ухватывал смысл.
— Всё спокойно, — доложил Мэтхен. — Подходы охраняются, целей не видно.
— Продолжайте наблюдение.
— Есть продолжать наблюдение.
Неужто командир промахнулся, и в эту ночь ничего не будет? Что ж, так даже лучше. Как-то не укладывается в голове, что ему, не так давно респектабельному историку, придётся ползать по грязи, под разрывами мин, ракет и снарядов. Орать в трубку допотопного телефона команды. А то и корчиться с оторванной крупным осколком ногой где-то в горящей чёрной луже.
Телефоны, кстати, тоже заслуга Петровича. «Что бы мы без него делали?» — благодарно подумал Мэтхен. У запасливого мастера в запасниках нашлись сварочные
Нашлись и цемент, и бетонные плиты. Мэтхен не представлял, как их можно сдвинуть без крана. Оказалось, четверо силачей, ещё поздоровее недоброй памяти Двуглавого Бори, но глупые, как полено, таскали двухтонные блоки. Их ставили буквой П, или «шалашиком», присыпали землёй, щебнем, обломками, щели замазывали цементом. После парочки маслянистых дождей «доты» покрывались чёрной слизью, как всё вокруг, и становились неразличимы с воздуха. Их соединяли столь же замаскированные узкоколейки. Для укрытия от волны, пуль и осколков в укромных местах прорыли несколько траншей. Их тоже накрывали где блоками, где просто обваливали обветшалые стены. На дне скапливалась вонючая маслянистая грязь — но мутантам было не привыкать. Получившиеся канавы опоясали район завода, разветвлённой сетью петляли в лабиринте цехов и подсобок. Траншеи тоже бы не выкопали, если б не лопаты и кайла в заводских загашниках: земля оказалась жёсткой и пропитанной какой-то химической дрянью. Если долго находиться в таких канавах, головы начинали болеть и у местных.
Наконец, взялись за связь. Нашлись у Петровича и кабеля, и древние полевые телефоны, мастер и сам не знал, откуда и зачем три десятка аппаратов и несколько мотков кабеля привезли на завод. Рации, конечно, понравились бы Забойщику больше, капитан долго кривил физиономию. Но потом — признал. Радиосвязь подавят почти сразу, как перехватят первое же сообщение: за прошедший век радиоэлектронная борьба шагнула в заоблачные выси. А с телефонами всё не так просто. Конечно, для манёвренной войны не лучший вариант — но задача у них другая. Не плести кружева манёвров на тысячекилометровых пространствах, а вцепиться в развалины — и стоять насмерть, выигрывая бесценное время. Значит, с позиции — ни шагу. И вот тут телефоны — самое оно. Хорошо, что Петрович и Ярцефф на пару сообразили, как подсоединять кабеля, как защитить их от пуль и осколков, замаскировать, чтобы по ним не ударили сразу же.
Мэтхен улыбнулся. Подкупольский народец был в шоке, когда узнал, что можно переговариваться на расстоянии в километр, и не орать во всю глотку. До них никак не доходило, что такие запросто делали их предки. И не только эти старинные, примитивные по нынешним временам, телефоны, как и «пещерные» в век плазмострелов автоматы и пулемёты. Они вышли в космос через пятнадцать лет после чудовищной войны, а теперь безо всяких войн люди третий век не могут выйти из Солнечной системы.
Так что же случилось, почему эти титаны оставили после себя… подкуполян? Мэтхен не понимал. Но историком он стал не зря, а потому знал: такие вещи сами не происходят. Что-то было, определённо. Но что? Похоже, это и есть главное табу Свободного Мира, а история России — это просто страховка, как сказал бы Ярцефф (или, тогда уж, Ярцев?), дальние подступы. Чтобы не подошли слишком близко к Главной Тайне…
Тогда уж ещё крамольный вопрос, за который полагается не Резервация, а сразу электрический стул: не связана ли эта тайна с другой — тайной Великой Чистки?
…тонкий тихий свист, сперва едва слышный, быстро нарастал. Вот он перерос шум крови в ушах, вот прорвался сквозь шелест дождя, вот заслонил собой немногие ночные звуки, перерос сперва в вой, потом в рёв. Не поняв, а как-то догадавшись, что это, Мэтхен схватил трубку.
— Осина, я первый! — взволнованно произнёс он. — Слышу шум! Это они… ракеты! Как понял?