Обреченный на любовь
Шрифт:
– Возможности Спасителя, – продолжал Джос, – непосредственно связаны с его человеческими эмоциями. Да и с эмоциями всех других людей. Не случайно ведь в местах, где социальная атмосфера заражена злобой и ненавистью, обязательно случаются стихийные бедствия. Эмоциональный фон людей очень воздействует на природные явления. Я, например, чтобы спасти тогда окружающий мир, должен был любить всех людей. Для этого я и был рожден.
– Святым духом?! – не удержался от сарказма Калинов.
Джос оставил его сарказм без внимания:
– Да, они назвали это Святым духом. Так же
– И я?!
– И ты, – подал голос Медовик.
Калинов ошеломленно посмотрел на него и вновь повернулся к Джосу:
– Вы хотите сказать, что я тоже ваш сын?
– Нет. Ты не мой сын. Я ведь не один такой. Были и до меня, были и после. В разных народах и на разных континентах. Большинство из них даже не знают, что они мессии, но это не мешает им выполнять свое предназначение.
И Калинов вдруг вспомнил, что давным-давно, на заре своей первой жизни, он так и не смог узнать у матери имя отца. За всеми недомолвками и многозначительными пожатиями плеч, которые позволяли себе его тетушки, эта история так и осталась покрытой тайной. Как и история, рассказанная ему когда-то будущей тещей.
– Значит, мы с Витой тоже мессии?
– Да. И у вас случай особый. Чтобы избежать предстоящей катастрофы, создав вокруг Солнечной системы кокон из пространства с привычными параметрами, два Спасителя должны любить друг друга. Всю их совместную жизнь… С вами вообще необычная история. По объективным причинам ты родился раньше положенного времени. Пришлось давать тебе вторую жизнь. К счастью, эту непростую задачу удалось решить.
– Это что же? – Калинов чуть не задохнулся. – Это что же, получается, Дримленд был создан вами для этой цели?
Джос улыбнулся:
– А разве он не мог служить нескольким целям?.. Но мы отвлеклись. Долгое время ваши с Витой отношения нас устраивали, но с некоторых пор все изменилось.
– Это вы увели Виту в Дримленд?
– Я, – сказал Медовик. – Я принял твой облик.
– Но тогда вы не Сути… Сути не способны на такое.
– Да, мы не Сути, – сказал Джос. – Мы те, кто выше Сутей и Суперсутей, хотя и проходим их стадию. Если хочешь, мы все вместе и есть Бог.
– Вы Бог? – прошептал Калинов. – И это вы заставили Зяблика украсть мою вторую жену, поставить меня перед выбором…
– Ну, впрямую его никто не заставлял, но в определенном смысле вина наша. Зяблик и рожден только для того, чтобы постоянно испытывать на прочность вашу с Витой любовь. Он своего рода индикатор…
– Но это же бесчеловечно! – прошептал Калинов.
– Отчего же?
– Вы же обрекли его на несчастье!
– Кто знает, что такое счастье? – сказал Медовик. – Вита обречена на любовь к тебе. Счастлива ли она? А ты сам? И счастлив ли был Джос, восходя на Голгофу? Абсолютное счастье, наверное, возможно только там, где нет разума. И жалеешь ли ты сейчас о тех временах, когда был безответно влюблен? А ведь тогда ты считал себя самым несчастным человеком на свете.
– Вся беда в том, что ты рано родился, – сказал Джос. – Родись ты в назначенное время, ты бы всегда любил Виту, и у нас не было бы никаких проблем. Но перерождение привело к тому, что стабильность чувства любви тобою утеряна. Повторный брак, как оказалось, только отодвинул угрозу на более позднее время. Сам понимаешь, мы не могли с этим мириться…
Калинов слушал Джоса и удивлялся. В нем нарастало ощущение, что разговор идет о совершенно постороннем человеке, о ком-то, кого он никогда не знал, не знает и знать не будет. И приходилось все время заставлять себя верить Джосу, а верить ой как не хотелось. Неужели и в самом деле они с Витой любили друг друга только для того, чтобы выполнить какую-то там – даже и чрезвычайно важную для всего мира! – миссию. Тоже мне – мессии для миссии!.. Да чушь это! Он любил Виту потому, что она была симпатичной девчонкой, потому что она добра, хороша в постели и любила его самого… Подожди, но ведь она по-прежнему симпатичная девчонка, добра, хороша в постели и любит тебя… Так в чем же дело?! Что изменилось?
Ответа не было. Джос с Медовиком смотрели на Калинова, и тому вдруг показалось, что они запросто читают его мысли и что они знают ответ на вопросы, задаваемые им самому себе. Вот только отвечать, по-видимому, не считают нужным. Потому что свои некоторые проблемы человек должен решать самостоятельно, и даже Бог не способен ему помочь.
– А если любовь не возродится? – сказал Калинов.
– Возродится! – ответил Медовик.
– Почему вы так уверены?
– Потому что Я – твой отец!
Вита появилась, когда божественные родственники Калинова оставили его наконец в покое. И хотя обратить новое внимание на Виту Калинову никто из них не предлагал, но у него сложилось впечатление, что весь разговор представлял собой некую странную игру, основной целью которой и было то, чего ему никто не предлагал.
Вита не возникла из небытия, она откуда-то пришла и поднялась на холм. Погруженный в свои мысли, Калинов заметил ее, когда она уже поднималась.
– Привет, – сказала она и села рядом.
– Здравствуй! – Калинов поднял голову.
Вита была одета в некое странное рубище, напоминающее мешок с дырами для рук и головы. Мешок был почти непрозрачным, но это «почти» позволяло угадываться под тканью различным участкам ее тела. Калинов смотрел на жену и удивлялся: казалось бы, он знал все, скрытое под мешком, вдоль и поперек, но захотелось вдруг узнавать все снова. Наверное, причина была в самом мешке…
– Они все тебе рассказали? – спросила Вита.
– Да, все.
– И что ты думаешь теперь делать?
– Во всяком случае подчиняться им я не намерен!
Вита вздохнула:
– Мне тоже все это не нравится. Но ведь они не отпустят нас отсюда, пока не добьются своего.
– Плевать!.. По-моему, они что-то крутят. Неужели судьба мира может зависеть от того, любим мы с тобой друг друга или нет?
Мир, который его обитатели не желают сохранить своей любовью, и не заслуживает ничего, кроме гибели.
– Это ты сказал? – Вита с удивлением посмотрела на мужа.
– Нет, не я. И не ты, как я понял… Значит, это они, наши так называемые отцы.