Обретение любви
Шрифт:
Ваш прапрадед Филипп Бриваль был дворянином, но убежденным республиканцем. Когда началась революция, он отрекся от своего дворянства и сменил фамилию. Поскольку он поступил так по зову сердца, он не сделал обратного хода, когда при императоре дворянство снова вошло в моду. Разочаровавшись и в революции, и в императоре, он закончил жизнь в глубокой депрессии. И никто из его родственников так никогда и не узнал, что среди предков скромного служащего Филиппа Бриваля были бароны де Шателлэ. А подлинная фамилия ваших предков — де Базир. Бриваль — такую фамилию носил товарищ вашего прапрадедушки, погибший при штурме Тюильри. Таким образом, баронесса д’Аргонь — ваша родственница, и нет
“Нет, кое-что удивительное здесь все-таки есть”, — подумала Камилла, но ничего не сказала.
— Нам очень приятно, что найдена еще одна ветвь нашего древнего рода, — вступила в разговор баронесса. — У нас с Раулем, к сожалению, нет детей, нас редко кто навещает, и мы всегда будем рады видеть вас и ваших друзей в нашем замке.
Камилла от всей души поблагодарила хозяев за внимание к ее скромной особе, за усилия в поисках. В свою очередь она сообщила о женской линии своей семьи. Было высказано предположение о возможных связях семей испанских дворян Контрерас и гасконской фамилии Дюмурье с родом де Шателлэ. Генеалогический разговор прервал Роберт Хаген.
— Честно сказать, я сгораю от желания еще раз сходить в галерею и посмотреть на портрет Кам... я хотел сказать, на портрет Марии-Луизы, — заявил он. — Ведь именно с него все началось.
Предложение было поддержано всеми. Войдя в галерею, они остановились перед портретом. Камилла внимательно вгляделась в лицо баронессы. Что-то было не так, как в первый раз. Те же внимательные, живые глаза, которые, казалось, с любопытством наблюдают за тобой, то же милое выражение немного неправильного лица. Однако появилось что-то новое. Да, вот что: когда она видела портрет впервые, лицо баронессы д’Аргонь было печально, хотя в глубине глаз и таился смех. Сейчас же на зрителей смотрела веселая женщина, готовая в любую минуту рассмеяться от счастья. Да, баронесса д’Аргонь, несомненно, была счастлива! Неужели никто не видит перемены? Камилла украдкой оглядела своих спутников. Барон и баронесса были больше заняты не самим портретом, а его сходством с Камиллой. Они то и дело переводили глаза с лица женщины, изображенной на полотне, на лицо их гостьи и, как видно, находили все больше сходства. Роберт Хаген смотрел на портрет не так, как смотрят на понравившееся произведение. Было очевидно, что он любуется изображенной на портрете женщиной.
— Тебе не кажется, что баронесса с прошлого раза несколько изменилась? — шепнула ему Камилла.
— Да, она определенно похорошела, — ответил Роберт, очевидно, восприняв ее вопрос как шутку.
Камилла не стала его разубеждать. Она ни с кем не станет делиться своим открытием. Пусть это будет ее маленькой тайной. Нельзя громко говорить о своем счастье — его можно спугнуть. Оно не любит людского внимания. А она теперь была уверена, что портрет Марии-Луизы таинственным образом отражает состояние ее собственной души. И она была убеждена, что три недели назад, когда они с Робертом были в ссоре и жизнь была ей не мила, портрет был вовсе не таким, как сейчас — он был угрюмым, печальным. Теперь она знает, куда ей идти, если она сомневается, как у нее на душе на самом деле: портрет расскажет об этом лучше любого психоаналитика.
— Однако, Рауль, наши гости, вероятно, проголодались, — напомнила баронесса Изабелла. — Пора приглашать их к столу.
Обед был накрыт в старинной столовой, стены которой были украшены гобеленами и подлинным оружием рыцарей рода де Шателлэ. Было подано вино с фамильных виноградников урожая 1947 года. Разговор с событий глубокой древности постепенно перешел на дела сегодняшнего дня. Барон поинтересовался ходом салона и успехом самолетов
— За ваш успех! — поднял бокал барон. Все поддержали этот тост.
После обеда барон предложил Роберту партию в покер, однако Хаген, взглянув на Камиллу, заявил, что он предпочел бы прогулку по окрестностям. Баронесса сказала, что господина Хагена и их дорогую Камиллу будут ждать к ужину.
Роберт и Камилла вышли из ворот замка и направились по тропе, по которой ходили в первый раз. Вечерело. В наступающих сумерках лес стал таинственным и загадочным.
Пройдя несколько шагов, Камилла и Роберт, не сговариваясь, остановились и обнялись. Они не целовались, просто стояли, прижавшись друг к другу. Им было так хорошо! Затем, так же одновременно, оба заговорили.
— Слушай, как же ты жил один, со своей сломанной ногой, кто за тобой ухаживал? — спросила Камилла.
— Бедная, что тебе пришлось вынести, когда ты отменяла свадьбу! — воскликнул Роберт.
— Слушай, если мы будем стоять, мы так никогда не дойдем до того места! — воскликнула Камилла. — А мне бы хотелось там побывать.
— Мне тоже, — поддержал ее Роберт.
— Так пойдем!
— Но для этого придется разомкнуть объятия! — возразил он.
— Но ведь это только на время, — утешила она его. — И потом, мы можем разговаривать!
Так они и поступили. Камилла, по просьбе Роберта, рассказала о том, как готовилась ее свадьба и как она ее отменила. Роберт рассказал, как он в тот же день, когда они поссорились, прогнал Джоан, как та пыталась еще и еще раз объясниться с ним, пока не поняла, что он действительно не хочет ее видеть. Это были тяжелые дни. Страдание от разлуки с Камиллой усугублялись нервными объяснениями с Джоан.
Наконец та уехала, а Роберту разрешили перебраться в Довиль. Он остановился в своем номере в отеле, нанял сиделку — очень почтенную и доброжелательную женщину — и время от времени ездил на завод. Под конец, когда приблизилось время салона, все изменилось: он фактически жил в ангаре, лишь изредка появляясь в гостинице, чтобы помыться и переменить рубашку.
— Понимаешь, — говорил Роберт, — я был очень благодарен и рад этой работе — она помогла мне на время забыть о тебе, о том, что мы с тобой в ссоре.
И еще он писал письма и ждал ответа на них. Ждал — но так и не дождался. Это было ужасно. Тогда он, как только сняли гипс, решил ехать сам. Будь что будет! Пусть ему в лицо выскажут все самое худшее, пусть она скажет, что она не любит его больше — все лучше, чем эта неопределенность, чем пустые надежды, от которых на душе остается такая горечь. И он поехал... Остальное она знает.
Да, она знала. И она понимала его страдания, когда они были в разлуке. Она словно была там, в пустом номере, когда некого ждать, кроме сиделки, когда тоска подступает к горлу. Как хорошо, что все кончилось!
Незаметно они дошли до ручья. Не останавливаясь, они перешли его и поднялись на ту возвышенность, где их впервые потянуло друг к другу.
Небо уже окрасилось в алый цвет, в лесу стало совсем темно, заливаясь, пел соловей. Внезапно Роберт одним гибким движением опустился на колени перед Камиллой.