Обри Бердслей
Шрифт:
В начале следующего семестра интерес Обри к драме получил очередной импульс развития. В школу пришел новый ученик – Чарлз Кокран, который впоследствии стал знаменитым театральным импресарио. В 14 лет Кокран уже пострадал от своей любви к зрелищам: из предыдущей школы его исключили за то, что ушел с уроков, чтобы посмотреть 5 ноября на фейерверки Гая Фокса [14] .
Бердслей был рад появлению новичка, за которым тянулся шлейф дурной славы, и в первый же вечер за ужином сел за его стол. Впоследствии Кокран вспоминал Обри так: «Он говорил очень быстро, выразительно жестикулировал и в целом был мало похож на типичного англичанина». В ходе того разговора быстро обнаружился их общий интерес к театральным подмосткам. Бердслей произвел глубокое впечатление на Кокрана своими глубокими познаниями и изысканными вкусами. Словом, они стали друзьями.
14
Фокс
Мистер Кинг был очень рад иметь в пансионе нового энтузиаста театрального искусства. Он посоветовал Бердслею и Кокрану организовать силами пансионеров концерт, который стал первым в череде многих других. Вместе со Скотсон-Кларком, который был приходящим учеником и официально не считался участником постановки, они часто устраивали небольшие театральные представления, состоявшие из фарсовых сцен, песенок и декламации.
Каждый мальчик имел собственную специализацию, свое амплуа. Бердслей, позаимствовавший номера из репертуара сестры Мэйбл, читал сцену катания на коньках из «Записок Пиквикского клуба», причем делал это поразительно живо, а иногда даже надевал ролики. Он также читал любимые фрагменты из «Сна Юджина Арама» и «Призрака Мэри» Томаса Гуда. Мальчики показывали одноактные спектакли, например «Бокс и Кокс» [15] и «Ткачиху из Спитлфилдза», которые, по свидетельству Кокрана, отличались не только яркими персонажами, но и замечательным гримом – они накладывали его с помощью кисточек и коробочки акварельных красок. Нужно ли говорить, что руку к этому прикладывал Обри Бердслей?
15
В буквальном переводе «по очереди». Выражение прижилось в английском языке по названию популярного фарса Дж. Мортона, где действующие лица Джон Бокс и Джеймс Кокс живут в одной комнате, поочередно занимая ее один днем, а другой ночью. – Примеч. перев.
Эти совместные представления сблизили троих друзей и вдохновили их на очередные проказы. Они составляли хитроумные планы по сбору средств для тайных походов на дневные представления в брайтонском театре и стали завзятыми театралами, выдвигавшими множество «суждений» об актрисах, которых видели. Мальчики перенесли свои драматические занятия за пределы сцены. Был случай, опять же по свидетельству Кокрана, когда Брайтонская средняя школа проводила крикетный матч в Истбурне против команды учебного заведения, из которого в свое время его исключили. Кокран и Бердслей сопровождали команду в группе поддержки. По прибытии в Истбурн Обри загримировался стариком, надев парик и приклеив фальшивую бороду, и нанес визит директору школы команды соперников. Он представился Джаспером Рейнером, сказал, что недавно приехал из Калифорнии, с золотых приисков, и попросил разрешения привести двух своих юных племянников на чай. Директор, поддавшийся на обман, согласился, и Бердслей провел двух «юных Рейнеров» в гостиницу «Альбион», где они и выпили чаю [13].
Год спустя трое друзей приняли участие в спектакле, устроенном в честь большого юбилея [16] . Бердслей снова читал пролог: он олицетворял дух прогресса. Обри представил ряд исторических фигур, включая Генриха II в исполнении Скотсон-Кларка и Генриха VII, которого сыграл Кокран. Четкость его дикции и мастерство грима заслужили особую похвалу обозревателя журнала «Прошлое и настоящее».
Статус Бердслея в школе повысился. Мистер Кинг попросил его нарисовать несколько карикатур для «Прошлого и настоящего». Его «Анализ юбилейного крикетного матча» – серия юмористических картинок о правилах игры в крикет – был опубликован в июньском выпуске 1887 года и стал печатным дебютом Бердслея в качестве художника. Обри пришлось переделать картинки для передачи менее удобными средствами в виде чернил для литографии, и они появились вместе с комментарием, объясняющим это обстоятельство и приносящим извинения за возможную потерю качества.
16
Имеется в виду 50-летие правления королевы Виктории, взошедшей на престол в 1838 году. – Примеч. перев.
На литературном фронте тоже были достигнуты новые успехи. Вдохновленный публикацией «Отважного», Бердслей поднял свою поэтическую планку. Вскоре, будучи, как говорили его учителя и однокашники, плодовитым автором оригинальных стихов, он стал отправлять их в местный еженедельник. В том же месяце, когда был напечатан «Анализ юбилейного крикетного матча», стихотворение «Два к одному», подписанное О. В. Бердслей, появилось на 11-й странице «Брайтонского общества». Это творение, позаимствовавшее размер из шутливой песенки У. С. Гилберта в «Раддигоре», стало хвалебной песнью ростовщикам в исполнении нищего бродяги («Друзья везде познаются лишь в нужде») со следующим рефреном:
Милость фортуны вернется ко мне,Когда все нажитое канет на днеЛавки чудесной с монеткой в окне.За этим внешкольным триумфом, значительным для 14-летнего подростка, немного погодя последовала публикация в том же еженедельнике «Поездки в омнибусе» с описанием ужасов общественного транспорта. Второе четверостишие гласило:
Сначала вам слегка намнут бока в толпе зловонной,И если вы не социалист, к общенью с чернью благосклонный,Вас образы болезней окружат толпой зловещейИль насекомых домогательства – но нет, не комаров,а кой-чего похлеще!Восторги Обри в этом случае были омрачены редакторской ошибкой – он превратился в У. В. Бердслея, но в целом получил еще одно подтверждение того, что его талант обрел жизнь за пределами школы [14].
«Анализ юбилейного крикетного матча» – первая печатная серия рисунков Обри Бердслея. Опубликована в журнале «Прошлое и настоящее» в июне 1887 года
Безусловно, эти два примера литературного ребячества не дают материала для подробного рассмотрения. Тем не менее интересно отметить, что они с ироничной отрешенностью отражают страдания буржуа, вынужденного вступать в контакт с реалиями повседневной жизни. Бердслей явно считал себя – в сущности, его этому учили – выше «толпы зловонной». Впоследствии его похождения нередко будут заканчиваться в «лавке чудесной с монеткой в окне», но он всегда подчеркивал свой аристократизм.
Все эти достижения упрочили репутацию Обри, но на учебе сие никак не отразилось. Много лет спустя, когда одного учителя попросили рассказать о Бердслее – ученике Брайтонской средней школы, тот признался, что не может вспомнить ничего примечательного, и брюзгливо заметил: «Кто мог знать, что он станет знаменитым?»
Впрочем, некоторые как минимум могли предположить такую возможность. У Бердслея было несколько сторонников в учительском коллективе. Мистер Пэйн, например, находил нечто особенное в «колоритном школьнике», выделявшее его среди сверстников. Действительно, фамильярные отношения Обри со старшими учениками, а также то, что он был накоротке кое с кем из учителей, приводили к сплетням, а иногда и к возмущению среди одноклассников. Между тем он не подлизывался к старшим, скорее, поступал наоборот. Бердслей не благоговел перед ними. В отличие от большинства школьников Обри относился к учителям без настороженности и даже особой почтительности. Пэйн вспоминал, что юный Бердслей имел обыкновение пускать в ход свой характерный юмор и нередко высмеивал школьных наставников. И все-таки предположение одного из его коллег о том, что учителя сами искали благосклонности Бердслея, так как боялись его карикатур, выглядит, пожалуй, преувеличенным.
Обри был, что называется, на дружеской ноге со многими учителями – Маршаллом, Лэмпсоном, Карром и особенно с Пэйном, но его первым, главным союзником оставался Кинг. Он являлся любимчиком заведующего пансионом, был удостоен чести ходить с ним на долгие прогулки и проводил много счастливых вечеров в его кабинете за обсуждением книг, пьес, картин, эстетических эффектов свечного освещения и своих собственных головокружительных перспектив после окончания школы [15].
Для многих своих сверстников Обри оставался загадкой. Среди неутомимых искателей приключений, как выразился один бывший ученик Брайтонской школы, он выглядел очень тихим мальчиком: «Нам казалось, что Бердслей слишком занят собой. Он всегда был очень бледным и часто выглядел подавленным. Если вы были спортсменом, то ни за что не захотели бы дружить с ним». Впрочем, на другой странице своих воспоминаний этот парень все-таки намекает, что многие спортсмены хотели дружить с Обри.