Обручев
Шрифт:
— Нога-то ступала, и не одного человека, — серьезно отвечал Обручев, — только все проходили мимо. Видишь ли, Сережа, здесь были и Пржевальский, и Певцов, и Григорий Николаевич Потанин, и Роборовский. Только все они стремились вперед, в незнакомую и заманчивую Центральную Азию, а через Джунгарию шли быстрым маршем. Ну, а после долгого путешествия возвращались домой усталые... Опять не до Джунгарии. Так никто и не сделал подробного описания этого края.
— А ты сделаешь, да, папа? — увлеченно спрашивал Сергей.
— Постараюсь, — отвечал
Заинтересованность сыновей радовала его, но студенты несколько огорчали. Днем он старался прививать им навыки геологических исследований, по вечерам учил писать дневники. Они все это выполняли, но как-то вяло, не зажигаясь.
Ехали по широким безлюдным долинам, пересекали цепи невысоких гор. Киргизская степь была однообразна. Мелкосопочник иногда прерывался более высокими горными цепями. Горы Аркат, осмотренные путешественниками, оказались интереснее. Нагроможденные друг на друга гранитные глыбы были сглажены выветриванием и походили на груды матрасов.
В городке, вернее деревне, Сергиополе напились чаю, закупили продукты, и мальчики впервые для себя открыли, что чай из самовара гораздо вкуснее, чем вскипяченный на костре. Потом по дороге, пересекающей западную оконечность хребта Тарбагатай, двинулись дальше, к Чугучаку.
В Чугучаке было русское консульство. Старый знакомый Обручева по Кульдже — консул Соков, предупрежденный письмом Владимира Афанасьевича из Томска, приготовил для экспедиции сносное жилье, выдал паспорта на китайском и монгольском языках и нашел проводников, татарина Гайсу Мусина с сыном Абубекиром.
Обручев хотел купить верблюдов, но Гайса резонно возразил, что верблюды весной линяют и, пока не отрастет шерсть, вьюки сильно натирают их почти голую кожу. В горах они будут сильно страдать от холода и дождей. Гораздо лучше нанять выносливых, и неприхотливых ишаков.
— У нас теперь совсем солидный караван, — шутил Обручев, — вместе с погонщиками десять человек, восемь лошадей и двадцать два ишака.
Караван вышел из Чугучака в начале июня. Пересекли мутную реку Эмель и стали подниматься в горы Барлык. Леса в этих горах не было, но тамариск, ива и лох густо затягивали долины. Кое-где в небольших речках Владимир Афанасьевич удил рыбу. Это было приятным вечерним отдыхом после жаркого трудного дня. Мальчики обычно готовили ужин и неплохо справлялись с этим делом. После работы над дневниками и сортировки собранных за день-образцов все укладывались спать, а Владимир Афанасьевич работал один при колеблющемся свете свечи.
С Барлыкских гор было видно большое озеро Ала-Куль. В него втекает несколько рек и не вытекает ни одной, но вода сильно испаряется и имеет горько- соленый вкус. Посреди озера высились скалы острова Арал-Тюбе. Озеро лежит к северо-западу от долины, называемой Джунгарскими воротами. Эти «ворота» отделяют Джунгарский Алатау от хребтов Барлык и Майли-Джаир. Здесь в холодное время года свирепствует порывистый ветер «ибэ». Теплый воздух из джунгарских пустынь во впадинах между горами смешивается с более холодным.
Владимир Афанасьевич рассказывал сыновьям, что, по киргизскому преданию, которое приводит Гумбольдт в своей книге «Центральная Азия», на острове -Арал-Тюбе есть пещера, откуда и вырывается злой ветер.
Когда-то измученные ураганами киргизы решили закрыть выход ветру. Они завесили пещеру бычьими шкурами, завалили камнями и радовались, думая, что их пленник навеки останется взаперти. Но ветер напряг все свои силы и разбросал камни. Он вырвался на свободу, набросился на людей и животных, сметая караваны прямо в воды озера.
— А она правда есть там, эта пещера? — спрашивал Сергей.
— Нет, геолог Шренк осматривал остров лет шестьдесят назад и никакой пещеры не нашел.
Путешественникам не пришлось страдать от ибэ: .летом он успокаивается. Но гряды мелкого, как кедровые орешки, щебня, несомненно, были наметены ветром с юга.
Около реки Кепели устроили дневку. Владимир Афанасьевич нашел кое-какие окаменелости в береговых отложениях и обрадовался возможности определить возраст пород Барлыка. Он занимался розысками, а студенты исследовали берега реки.
На привалах Владимир Афанасьевич рассказывал молодежи о прошлом Джунгарии. Эту область называли «Страной беспокойства». Испокон веков через нее шли племена и народы, переселявшиеся то с востока на запад, то с запада на восток... Здесь проходили орды Тимура — «железного хромца», когда он шел на завоевание Семиречья и Киргизской степи. Долго здесь не было оседлого населения, его вечно грабили и изгоняли захватчики. И сами они не могли удержаться в этих местах, вытесняемые новыми пришельцами.
— Когда-нибудь, — говорил Обручев, — железная дорога свяжет Москву и Пекин, и пройдет она через Пограничную Джунгарию.
— Кто назвал эту долину Джунгарскими воротами? — спросил кто-то из молодых людей.
— Дал это имя Мушкетов. По ней лежали пути из Средней Азии в Центральную.
После остановок и работы у озера Джаналаш, на речке Тахты и в предгорьях Джунгарского Алатау подошли к озеру Эби-Нур — самому низкому месту в Джунгарии. До сих пор озеро никем не изучалось. Вода его была соленая, даже горьковатая. Недаром киргизы называли его Ить-Шпескуль, что значит «Собака не пьет».
Обручев осматривал песчаные холмы, поросшие тамариском, и решил, что они могут возникать там, где сыпучего песка не так много и ветер прибивает его к растениям. Под их защитой и накопляется песок. У прочных густых кустов тамариска образуются высокие холмы, под низким хармыком — насыпи вроде могильных, под пучками чия — еще меньшие. Корни куста погибают не сразу, а только если песок не дает им дотянуться до влажного почвенного слоя. Растение начинает гибнуть, а вместе с ним разваливается песчаная куча. Этот тип песков не похож ни на барханный, ни на грядовый, ни на бугристый. Пожалуй, правильнее назвать его кучевым.