Обряд Ворлока
Шрифт:
— Так случая не было.
— Если случая ждать, можно всю жизнь в темноте просидеть! Тащи сюда свои свечи!
Послышался шорох шагов, звук удара и жалобный вскрик.
— Ой, лбом в стену, кажется…
— Ты на голос иди да руки вперед выставь, — наставительно проговорил Гуннар. — И стопой дорогу щупай. Эх, что ж вас, ученых людей, такой ерунде суще-глупой, учить надобно?!
— Ну, что ж поделаешь… — виновато отвечал Димитрий. — Иду я. Потихоньку…
В течение последующих мгновений Вратко одним ухом прислушивался к суете, кипевшей наверху, в полуразрушенном здании капитула, а другим — к несмелым, неуверенным шагам нового знакомца. Выходило так, что у копошащихся вокруг плиты саксов ничего не выходило, зато грек показал себя способным учеником, схватывающим уроки осторожности на лету. Добрался до кормщика и нос не разбил даже.
Скоро вновь зачиркал кремень по огниву. Потом Гуннар долго раздувал багровый глазок на теле трута, а там и дрожащее пламя свечи озарило лица людей и динни ши живым веселым светом.
Прикрывая огонек ладонью, Димитрий позвал:
— Идемте… Там проход есть. Только…
— Что «только»? — встрепенулся кормщик.
— Перекрыт этот проход. Завал — земля осела. Я начал было ее разгребать, а там — плита каменная. Резьбой покрытая…
— Пойдем, человек, покажешь свою преграду, — надменно произнес Лохлайн.
— Ну, пойдем…
Узкий извилистый проход вел в глубину земли. Судя по оплывшим стенам, его проложили давным-давно. Похоже, и в самом деле, еще друиды. Пользовались ли подземельем монахи? Скорее всего, да, иначе сейчас тут не смог бы пройти ни один человек. Глинистая почва стенку держит, но во время весеннего таяния снега и осенних дождей ее «пучит», глина становится податливой и «плывет». Потому стенки проходов нужно время от времени подравнивать, а кое-где и закреплять жердями и досками, если не хочешь, чтобы тебя привалило ненароком. За двести лет запустения и так уже подземный путь начал приходить в негодность. В двух местах «потолок» провис, выгибая толстые обаполы [74] настолько, что пришлось пробираться на четвереньках. Еще Вратко насчитал четыре сужения, где нужно было протискиваться боком. Особо тяжело приходилось Олафу. Он ругался под нос, жаловался, что всю жизнь прожил мореходом, а помереть, видать, доведется, как червяку земляному. Еще хёрд добавил, что уже сейчас чувствует, как толща земли давит ему на плечи и голову. А что будет, когда глубже опустимся?
74
Обапол — пиломатериал, полученный из боковой части бревна. Часто используется для крепления горных выработок.
Вратко и сам не испытывал никакого удовольствия от блуждания под землей. Спертый воздух. Сырость и холод. Тяжелое чувство замкнутости в четырех стенах. Тьма, не позволяющая разглядеть что-либо дальше вытянутой руки. Но особого ужаса он не ощущал. Просто неприятно. А вот Олаф, похоже, мучается…
Шагающий рядом Димитрий негромко говорил:
— А родом я из Херсонеса, что в Климатах. [75] У вас на Руси его зовут Корсунем.
— Знаю, — кивнул новгородец. — Его еще Владимир Святой воевал.
75
Климаты — владения Византийской империи в Крыму.
— Да! Точно! — закивал грек. — У нас до сих пор сохранился холм от этой осады.
— Зачем холм? Какой холм? — не понял парень.
— А ты не знаешь?
— Нет…
— Когда Владимир Херсонес осаждал, его воины думали насыпать вал вровень со стенами. Или даже выше хотели. Они собирались с этого вала город обстреливать из луков и пороков. [76] Тягали землю и щебень со всей округи. А херсониты подкоп сделали и снизу, из-под насыпи, землю забирали. Что русичи за день насыпали, то наши за ночь прибирали…
76
Порок — метательная машина.
— Ловко, — усмехнулся Гуннар. — Только я не думаю, что это можно сделать.
— Ты только думаешь, — обиженно протянул Димитрий, — а я своими глазами холм тот видел.
— Ты еще скажи: насыпал!
— Я не насыпал, но дед мой, когда совсем еще мальчишкой был, жил в Херсонесе. Он помнил и киевского князя, который вытребовал у Византии корону василевса, и Анастаса, который стал первым епископом на Руси, и великую жажду, разразившуюся в городе после того, как русичи перекопали водопровод, и великий пожар…
— Ну, если он мальчишкой был, вряд ли копал сам?
— Конечно, нет, но он видел…
— Или слышал байки взрослых, принимая их за чистую монету.
— Но холм ведь есть!
— Да мало ли кто его насыпал и когда? А молва людская после все додумала.
— Если хочешь знать, — все больше воодушевляясь спором, воскликнул грек, — я нарочно историей интересовался! Я изучал старые книги, хроники, летописи!
— Да мало ли что монахи понапишут? — уже откровенно насмехался кормщик. Вратко даже стало неудобно за товарища. — Они — лжецы всем известные!
— Как ты можешь так говорить? — Димитрий остановился и упер указательный палец викингу в грудь. — Я сам — монах! Я решил всю свою жизнь посвятить поиску истины! Чтобы все люди могли прочитать в книгах правду!
— Видишь, ты сам признаешь, что сейчас там больше вранья, чем правды! — Гуннар небрежным движением отодвинул руку грека.
Димитрий задохнулся от возмущения и хватал ртом воздух, как вытащенная из полыньи рыба.
— Может быть, мы пойдем дальше? — возвышающийся над всеми Олаф, опасливо втягивал голову в плечи и поглядывал на близкий потолок. — Горячие спорщики, корсунянин да хёрд.
Кормщик ответил смешком, а монах стремительно развернулся, едва не затушив свечу, и молча зашагал по подземному ходу.
— Так тебя правильнее называть братом Димитрием? — спросил Вратко.
— Можно и так. Но я не чернец… Хотя при монастыре Святого Климента с десяти лет живу. Слыхал про наш монастырь?
— Нет, — помотал головой Вратко.
— А про священномученика Климента, ученика самого апостола Петра?
— Краем уха слыхал…
— Да как же так можно? — искренне возмутился грек. — Уж о ком о ком, а о папе Клименте ты должен был слышать. Если ты, конечно, истинный христианин… А вот и дверь!
Димитрий остановился и повыше поднял свечу.
Их взорам предстала осыпь буроватой земли, комковатой и сырой даже на вид. Новгородец наклонился и зачерпнул горсть. Размял в пальцах. Точно, глина. Верхняя часть завала была разрыта и обнажала серую плиту из ноздреватого камня — совсем не такого, как та, что скрывала главный вход в подземелье из здания капитула.
— Вот, два дня уже роюсь, — виновато промямлил Димитрий.
— Руками? — поинтересовался Вульфер, выглядывающий из-под локтя Олафа.