Общая психопаталогия
Шрифт:
Юнговские архетипы многозначны. Их не следует безоговорочно отождествлять с символами в истинном смысле этого слова. Для Юнга архетипы — это универсальные силы, дающие жизнь специфическим формам, образам, представлениям и способам постижения, при посредстве которых я вижу мир и других людей, я предаюсь фантазиям и вижу сны, я верую и удостоверяюсь в собственном бытии. Следовательно, среди архетипов есть и настоящие символы. Здесь имеются в виду те случаи, когда трансцендентное содержание бытия определяет для меня смысл и значение людей и вещей, составляющих окружающий меня мир, — иначе говоря, когда моя установка по отношению к вещам и людям детерминируется не какой-либо частной задачей или целью, витальной симпатией или антипатией, а чем-то таким, что присутствует в них и одновременно трансцендентно по отношению к ним.
Символы могут быть либо ясным голосом самого бытия, объективированной трансцендентностью, либо простыми
В трудах Юнга существенную роль играет фундаментальный психологический феномен «расщепленности» человеческой жизни. Наши взаимоотношения с предметами окружающего мира — это также и наши отношения с самими собой; сказанное относится особенно к тем случаям, когда мы думаем, что имеем дело с чем-то явно отличным от нас. В другом человеке — будь то преступник, авантюрист, герой или святой, божество или дьявол — я ненавижу и люблю собственные возможности. Я невольно объективирую то, что в латентном состоянии присутствует во мне самом. Я овладеваю этой «объективностью» или становлюсь ее жертвой, поскольку вступаю с ней в борьбу как с чем-то внешним; я ассимилирую ее, поскольку испытываю к ней ненависть или любовь. Происходящее в пределах человеческой души подобно тому, что, согласно Гегелю, происходит в большом мире: я становлюсь тем же, чем является мой противник; я более или менее превращаюсь в то, против чего сам же и борюсь.
Для обозначения системы адаптации, с помощью которой человек поддерживает связь с окружающим миром, Юнг выдвигает термин «маска» («Persona»). Человек либо удерживает эту сформированную благодаря архетипам систему под контролем, либо, идентифицируя себя с ней или поддаваясь ее воздействию, становится ее пленником. Наряду с «маской» существует и «тень» («Schatten») — совокупность неотделимых от человека низших функций: ведь все, что освещается, не может не отбрасывать тень. Тень также формируется благодаря архетипам. Человек, одержимый собственной тенью, то есть живущий ниже своего уровня, оказывается в тени самого себя, он неосознанно попадает в поставленную им же самим ловушку, поскольку то и дело спотыкается о воздвигнутые им же самим препятствия. Его мир формируется архетипами как ряд ситуаций, в которых господствуют неудачи, провалы, осечки.
3. Происхождение символов. Благодаря эмпирическим исследованиям мы знаем о существовании параллелизмов между символами разных народов. Из этого факта можно сделать вывод о присутствии в символах чего-то общечеловеческого, разделяемого всеми людьми. Кроме того, Мы обнаруживаем определенные типы символов, встречающиеся в рамках ограниченного количества параллельных культур, то есть не имеющие универсального значения. Наконец, мы сталкиваемся с некоторыми единственными в своем роде, исторически обусловленными символами, принадлежащими отдельным народам. Так, противопоставления самого общего характера (мужское—женское, становление—угасание, РИТМИЧНОСТЬ и периодичность стихийных явлений природы) повсюду встречаются в виде символов; благодаря этому мы получаем возможность выделить фундаментальные символы рода человеческого, изначально, вне какой бы то ни было связи с историей и традициями, существующие в бессознательном. Но среди них мы никогда не встретимся, скажем, с Аполлоном или Артемидой, которые принадлежат истории, Единственны и незаменимы; их невозможно обнаружить даже в самых глубинных слоях бессознательного, а все, что мы о них знаем, дошло до Вас благодаря преданию. Между этими двумя крайностями находятся те особые символические формы, которые хотя и не универсальны, но принадлежат одновременно многим культурам. Наконец, существует ряд особых, специфических содержательных элементов, встречающихся пусть не повсеместно, но настолько часто и широко, что их невозможно считать чисто историческими; несмотря на всю их необычность, за ними следует признать относительную общезначимость (к таким символам относится, например, форма головоногих).
Согласно некоторым исследователям, символы влияют на ход человеческой жизни только в своей частной, исторически обусловленной форме. Какой бы универсальностью (структурной и содержательной) они ни обладали, сама по себе эта универсальность ни на что не воздействует. Существует и противоположная точка зрения, согласно которой действенность символов заключается именно в этом свойстве универсальности, принимающем разнообразные исторические формы.
Первой точки зрения придерживался Шеллинг. Ему явилась величественная картина одновременного возникновения народов Земли и их мифов. Вавилонское смешение языков привело к дроблению единого рода человеческого на отдельные народы, которые, будучи ослеплены, оказались заложниками своих мифов. Мифов стало столько же, сколько и народов. Миф накладывал свой отпечаток на создавший его народ. Общие принципы мифотворчества изначально выступили в специфической форме.
Противоположного взгляда придерживается Юнг, различающий коллективное бессознательное и личностное бессознательное. Личностное бессознательное имеет своим источником биографию данного индивида, тогда как коллективное бессознательное — это всеобщая биологическая и психологическая основа человеческой жизни. Основа эта скрыта очень глубоко, но тем не менее она оказывает влияние на всех людей. Юнг считает этот универсальный элемент «могущественным духовным наследием, отражающим развитие человечества», «хранилищем всех человеческих переживаний со времен изначальной тьмы».
Юнг конструирует коллективное бессознательное как сферу архаических образов (первообразов), которые суть самые истинные мысли человечества. В этом также есть известная двойственность. С одной стороны, подобного рода конструкция предполагает объективное, основанное на научных исследованиях знание об историческом прошлом и о сокровенных предрасположенностях (Anlagen) человека; с другой же стороны, она взывает к соучастию этих субстанциальных истин в деле исцеления человеческой психики.
Юнг пишет: «Первообразы — это древнейшие, самые универсальные и глубокие мысли человечества. Это не только мысли, но в той же мере и чувства; и действительно, они наделены чем-то вроде собственной, самостоятельной жизни, даже чем-то наподобие души — что нашло свое отражение в гностических системах, исходящих из признания воспринимающего бессознательного как источника знания. Образы ангелов, архангелов, престолов и властей у апостола Павла, гностические архонты и зоны, небесные иерархии Дионисия Ареопагита — все это проистекает из восприятия архетипов как относительно независимых, суверенных сущностей». В архетипах содержится все то, о чем человек может мыслить как о высшем и прекраснейшем, равно как и самые низменные, дьявольские черты его природы.
Эти историко-психологические тезисы весьма проблематичны даже помимо того двусмысленного значения, которое придается в них категории истины. На первый взгляд, существует поразительное сходство между мифами почти всех рас и народов, равно как и между мифами и содержанием снов и психотических переживаний. Но имеющихся аналогий недостаточно, чтобы на их основе можно было построить убедительную картину универсального и фундаментального общечеловеческого бессознательного, содержание которого в полном объеме откладывается в каждом отдельном человеке. При более внимательном рассмотрении все эти аналогии оказываются поверхностными и касающимися только самых общих категорий, но вовсе не действенных, витально значимых моментов. Например, сходство между умирающими и воскресающими богами (убитый Осирис, разорванный в клочья Адонис, распятый Христос) не имеет отношения к тому, что наиболее существенно в природе каждого из них. Аналогия освещает только поверхностный, второстепенный аспект символов.
(ев) Пробуждение латентного содержания. В своем исследовании символов психотерапевт руководствуется стремлением обнаружить правду символов и принять в ней участие. При этом он рискует запутаться и обмануться.
1. Появление символов в снах, фантазиях и психотических переживаниях — это феномен психологического порядка; как таковой, он не должен отождествляться с экзистенциальным значением символов для здорового бодрствующего человека. Возникает вопрос: добьемся ли мы установления истины и оздоровления психики, приняв сновидения в качестве исходного пункта для выдвижения экзистенциально действенных толкований человеческого бытия! Возможно, ответ на этот вопрос будет положительным, но не слишком ли велика опасность, что происходящее всерьез будет затем переведено в плоскость игры зыбких, изменчивых чувств и гипотетических утверждений о будто бы сущем?